Оккультный Сталин
Шрифт:
Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда. В десяти храмах города начались регулярные богослужения. В одном из городских музеев хранится расписание служб декабря 1941 года в Николо-Богоявленском соборе, где заполнены графы каждого дня. Фотографии тех лет запечатлели столпотворение внутри собора и у его входа. По рассказам очевидцев, народ не расходился даже во время бомбежек.
И произошло удивительное. Гитлер изменил свои планы, приказав остановить танки перед самым Ленинградом, хотя не представляло большого труда войти в измученный город. Благоприятный момент оказался упущен, и произошел перелом событий. Враг так и не переступил черты, проведенной крестным ходом вокруг осажденного города.
Таким образом, подтвердились слова, сказанные святителем Митрофаном (Воронежским) Петру I о том, что город святого апостола Петра избран Самой Божией Матерью, и пока Казанская Ее икона находится в городе и есть
После Ленинграда Казанская икона находилась в Богоявленском Соборе Кремля, откуда в дальнейшем ее перевезли в Сталинград.
Вокруг Москвы чудотворная икона была обнесена самолетом «Ли-2», пилотируемым личным пилотом Сталина, впоследствии маршалом авиации Александром Головановым. Об этом удивительном полете Александр Евгеньевич рассказывал при ныне здравствующих свидетелях. Один из них, литератор Николай Блохин, писал позднее: «Этот полет был одним из самых необычных в бурной биографии отважного летчика. Погода стояла абсолютно нелетная. Шквальный, порывистый ветер с метелью и температура минус 50 по Цельсию делали невозможными ни взлет, ни посадку. Однако исключающий все возражения приказ И. Сталина и его полная уверенность в успехе необычного полета, вселяли оптимизм и в летчика. Сопровождали чудотворную икону православный священник и три женщины певчие. Во время такого трудного полета шума моторов почти не было слышно, хотя они и работали исправно. Зато очень хорошо ему запомнилось пение акафиста».
По приказу Сталина были открыты и Троице-Сергиева, и Киево-Печерская Лавры. Было разрешено перенести мощи святителя Алексия, митрополита Московского и всея Руси в Богоявленский собор. В 1943 году «Правда» впервые напечатает сообщение о встрече главы СССР с местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием. На встрече, как было сказано, Сталин «сочувственно отнесся к предложению избрать Патриарха и заявил, что со стороны правительства не будет никаких препятствий».
Запрет на религию на какое-то время перестал существовать, о победе тогда молилась вся Россия. Для самих фронтовиков обращение высочайшего начальства к помощи Бога быстро перестало быть тайной. Огромное число старших офицеров, не говоря о простых солдатах, открыто молились перед боем. Рассказывают, что под обшивкой легковой автомашины маршал Жуков возил копию иконы Казанской Божией Матери.
Рис.8.3. Казанская икона Божией Матери (образ конца ХХ века)
А впереди был Сталинград, где Казанская икона побывала на самых трудных участках фронта.
Многочисленные историки, занимавшиеся изучением Сталинградской битвы, анализируют соотношение техники, людских резервов, боевой подготовки и морального уровня советских и германских войск. Однако за рамками научных монографий остается нечто, стоящее за пределами понимания исторической науки. Вот что писал историк Вадим Якунин в статье «Сталинградское знамение»:
«Во время работы в Государственном архиве Российской Федерации мне попался интересный и по своему уникальный документ – отчет уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по УССР Ходченко тогдашнему председателю этого совета Г. Г. Карпову. В нем штатный атеист, борец с религией доносил вышестоящему начальству о том, что напрямую расходилось с его собственными убеждениями. А писал уполномоченный ни много ни мало – о чуде, свидетелем которого были военнослужащие целой воинской части, пришедшие на Украину со Сталинградского фронта...
11 ноября 1942 года нацисты предприняли очередную попытку штурма города. В этот день они смогли занять южную часть завода “Баррикады” и пробиться к Волге. Героически сражавшиеся войска армии генерала Чуйкова оказались рассеченными на три части. Но вот в самый критический момент битвы бойцы одной из таких частей увидели на небе нечто такое, что заставило их содрогнуться – в ночном осеннем небе Сталинграда появилось Знамение, указывающее на спасение города, армии и на скорую победу советских войск. К сожалению, отчет уполномоченного по делам РПЦ умалчивает, что конкретно увидели воины в Сталинградском небе».
Примечательно, что среди руин Сталинграда уцелевшим осталось одно-единственное здание – церковь в честь Казанской иконы Божией Матери.
Священники на войне
Однако на Бога надейся, а сам не плошай. Эта пословица стала в годы войны лозунгом для всех верующих. Под красные знамена советской армии встали и простые люди, и священнослужители.
«На морских кораблях иногда подается зычная команда: “Все наверх!” Это значит – кораблю угрожает морская стихия, управление кораблем требует совместной работы всех, кто находится на нем. И вот по этой команде все выбегают на верхнюю палубу, каждый к своему месту, и там спешат делать, что от каждого требуется, пока не пройдет жгучий момент и корабль будет по-прежнему спокойно и уверенно продолжать свое плавание. Нечто подобное, только в неизмеримо большей степени, переживаем и мы сейчас. Мрачная и дикая стихия угрожает стране. Родина наша в опасности, и она созывает нас: все в ряды, все на защиту родной земли, ее исторических святынь, ее независимости от чужестранного порабощения».
Эти слова произнес 26 июня 1941 года патриарший местоблюститель митрополит Сергий на молебне о победе русского воинства в кафедральном Богоявленском соборе в Москве. Его молитва была обращена к Богу, а призыв – ко всем верующим и неверующим.
К этому призыву прислушались. В Красной армии, как известно, не было полковых священников, но были священнослужители, надевшие гимнастерку и взявшие в руки оружие. Были священники, служившие в храмах на оккупированных территориях, но получившие славное звание «партизанских попов»...
Воспоминания многих из них дошли до нас, и сегодня мы имеем возможность узнать, кто это такой – священник на войне.
Рассказывает отец Борис Васильев:
«У меня отец был священником, дед и прадед были священниками. Четыре класса окончил сельской школы. Пошел служить псаломщиком... В 1938 году был рукоположен в сан диакона... Перед самой войной служил диаконом в Костромском кафедральном соборе. Оттуда меня и взяли в армию. Призвали, когда началась Великая Отечественная война. Увезли сразу на окопы. Подходит ко мне офицер, видит, я человек грамотный, спрашивает: “Вы где учились?” – “Я окончил четыре класса”. – “Не может быть! А дальше?” – “Я – диакон”. – „Всё ясно Вы служили у священноначалия. Принимайте все бригады под ваше руководство“. Два дня я руководил всеми бригадами. Потом приезжает генерал. Просит показать диакона. Он подводит ко мне. Генерал Шеволгин спрашивает: “Вы согласны ехать в офицерское училище?” Я: “Согласен”. Меня отправили в училище в Великий Устюг Там я проучился шесть месяцев Всем присвоили знание младшего лейтенанта. Мне присвоили звание лейтенанта, потому что я очень хорошо знал всё, наизусть. Окончив училище, я сразу попал под Сталинград, командиром взвода разведчиков..
Немцы шли в бой – у них у всех было написано по-немецки “С нами Бог”. Немцы давили танками женщин, стариков, детей. На гусеницах были волосы, кровь, мясо. Но мы-то шли со знаменем – там была красная звезда. Но была еще иконка в кармане и крест. У меня до сих пор хранится “Святитель Николай”, пробитый пулей...»
Вспоминает протоирей Борис Пономарев
«На второй день войны я был призван на защиту нашей Родины. Причастился в Николо-Кузнецком храме и на другой день был направлен на Ленинградский фронт. У меня не было родителей, меня благословила старушка 92 лет, дальняя родственница, и сказала: “Ты будешь жив, люби и защищай Родину”. <...>
Меня спрашивают: какое ваше самое сильное впечатление от войны?
В самое тяжелое время блокады Ленинграда недалеко от входа (на кладбище) мы увидели девочку лет тринадцати, склонившуюся и стоявшую на одном колено. На ней была шапка-ушанка, и вся она была немного занесена снегом, а сзади на санках был труп женщины, умершей от голода, – видимо, мать девочки, которую она не успела похоронить (и замерзла сама). Эта страшная картина потрясла меня на всю жизнь. <...>
В 1942 году в Ленинграде (после госпиталя) у меня была возможность побывать в Никольском соборе. В храме в это время читали часы и находились истощенные голодом люди. Я спросил: “Когда совершает богослужение митрополит Алексий?” Мне ответили, что владыка находится в алтаре.
Митрополит Алексий очень милостиво благословил меня и спросил: “Вы, наверное, прислуживали в храме?”
Я сказал, что да, и сказал, где. Владыка заметил, что хорошо помнит служившего там владыку и его мать. Я дерзнул предложить митрополиту Алексию свою порцию хлеба, а он ответил: “И вам также трудно переносить блокаду и голод. Если можете, передайте матушке-алтарнице...” <...>
После снятия блокады у меня бывали увольнительные, и в будничные дни мне доводилось читать в Никольском соборе часы. В первый день Пасхи верующие приносили освящать маленькие кусочки хлеба вместо куличей...»
На оккупированных территориях священнослужители являлись подчас единственным связующим звеном между местным населением и партизанами. Они укрывали красноармейцев и сами вступали в партизанские ряды.
Вот только несколько историй из этого ряда...
В первый же месяц войны через подпольную группу партизанского отряда было передано из Москвы послание патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, которое отец Василий Копычко, настоятель Одрижинской Успенской церкви Ивановского района на Пинщине, прочитал своим прихожанам. С начала войны до ее победного завершения отец Василий не ослабевал в духовном укреплении веривших ему людей, совершая богослужения ночью, без освещения, чтобы не быть замеченным. Кроме того, отважный пастырь знакомил прихожан со сводками Информбюро, рассказывал о положении на фронтах, призывал противостоять захватчикам, читал послания священноначалия Церкви к тем, кто оказался в оккупации.