Оккупация
Шрифт:
Прожил я на радарной станции три или четыре дня и засобирался домой. Так же на попутной машине приехал в порт. И тут меня ожидало сообщение, от которого я оцепенел: навигация кончилась, теплоходов больше не будет до следующего сезона.
– А как же я теперь? – невольно вырвалось у меня.
Стоявший рядом парень невозмутимо проговорил:
– Пешочком. До Мурманска не так уж и далеко – полтораста вёрст с небольшим будет. Всего-то!
– Но ведь ночь. И, как я слышал, дорог тут нет.
– И ночь, и
Парень крякнул и шагнул в темноту. Я оглянулся вокруг – ни души. Не с кем посоветоваться: в какую сторону идти, как идти, что запасти в дорогу? На беду и небо заволокло тучами, сыпал мелкий колючий снег, море глухо угрожающе шумело. Дощатый причал, как больной старик, надсадно скрипел.
Невдалеке на берегу разглядел силуэты двух человек. Подошёл к ним, спросил, где я могу купить хлеба, колбасу, спички. Они показали тропинку.
– Идите по ней. Там магазин.
Закупил четыре килограмма хлеба, три круга копчёной колбасы, сахару и десять бутылок нарзана. Поклажа вышла тяжеловатой, но я всё уложил в вещмешок, закинул его за плечи и спросил у продавщицы:
– Как мне пройти до Мурманска?
– До Мурманска? – вскинулась она и даже отступила от меня, как от сумасшедшего.
– Да, мне нужно идти в Мурманск.
– Пешком?
– А как? Разве тут есть какой транспорт?
– Нет, тут нет ни транспорта, ни дорог. Вам надо идти на восток и держаться берега моря, но не так близко. У моря овраги, ямы, и много болот. Лучше идти стороной, но всегда на восток. У вас есть компас?
– Нет, компаса нет. А вы можете его продать?
– У меня тоже его нет, и достать его нельзя. Тут недавно геологи искали – не нашли.
– Ну, ладно. Я знаю, как без компаса определять стороны света.
– По звёздам?
– По звёздам легко, но вот сегодня их не видно.
– Сегодня пойдёте на маяк. Он на востоке, и вы пройдёте пятнадцать километров до него и столько же от него. А там видно будет. Может, небо откроется.
И ещё долго я говорил с продавщицей, и хотя она была молоденькой девочкой и сама ни в каких походах не бывала, но много мне дала полезных сведений, а потом вышла со мной на двор и показала маяк. Я сердечно её благодарил, взял её руку, прислонился к ней щекой, и слышал, как энергия ангельского, но, впрочем, могучего существа, перетекает в моё тело. Никогда не поминал Бога, но тут сказал:
– Храни вас Бог!
И отправился в своё рискованное путешествие.
Природа неласково меня провожала. Не прошёл я и километра, как тучи, и без того тёмные, тяжело ползущие, стали ещё темнее и сыпанули на меня заряды колючего снега, словно хотели остановить, загородить дорогу. И маяк вдруг пропал, и сзади портовых огней уж не было видно; я набрал полную грудь воздуха, громко проговорил:
– Иди, Ваня! Назад дороги нет.
Почему-то назвал себя Ваней, как в детстве, когда частенько случались нелёгкие, почти безвыходные обстоятельства, я говорил себе: не робей, Ваня, и как-то с ними справлялся, и замечал: из каждой трудной ситуации выходил как бы обновлённым, повзрослевшим и более сильным. О фронтовой жизни и говорить не приходится, тут что ни день, то и новые трудности, да подчас такие, что кажется, последний миг жизни настал.
И вот странная, необъяснимая природа психики человека: стоило было сказать: «Назад дороги нет», как тотчас и задышалось легче, и шаг стал веселее: уверенно шёл я в непроглядную темень и даже как будто запел песню:
Дан приказ ему на запад, Ей в другую сторону…Прошёл километр, другой – и холодные волны снега схлынули, небо побледнело, и будто бы одинокая звёздочка весело мигнула, – впрочем, тут же игриво спряталась в толще облаков.
Часы показывали четыре – начало вечера. Решил идти, пока не устану.
Неожиданно под ногами, точно спинка змеи, блеснул ручеёк. Вспомнил, кто-то говорил, что в прибрежной полосе, похожей на тундру, много разных источников – родники, ручьи, ручейки. Но рек тут поблизости нет. И, следовательно, не надо искать переправ.
Зачерпнул ладонями воду, понюхал: пахло родниковой свежестью, таинственной подземной силой. Сделал глоток, другой – обрадовался. Ключевая! Значит, не будет у меня проблемы с водой. И рюкзак облегчится.
Земля покрыта тонким слоем снега, шагается легко, как по ковру, глаза начинают привыкать к темноте, и то ли небо временами проясняется, то ли уж вижу я, как филин, но всё чаще навстречу, точно путники, движутся какие-то тени. Подойду ближе – кусты, карликовые берёзы, другие деревья, которым названия не знаю. От этих встреч становится веселее; вот уж когда убеждаешься, что деревья тоже живые, и встречи с ними радуют, хочется каждому сказать: «Здравствуй, старина! Ну, как ты тут? Скучновато, небось?..» Касаюсь рукой ствола, мокрых холодных ветвей. И иду дальше. Но вдруг вспоминаю: на деревьях сидят росомахи! И радость сменяется тревогой, даже чувством страха. Зорче всматриваюсь в темноту, обхожу стороной кусты и деревья.
Появилась другая ободряющая деталь: маяк береговой. Рассказывали, что он маленький, самодельный и живёт на нём древний старик, не поладивший с миром, – вроде отшельника. И конура для жизни у него такая, что едва сам помещается. Решил не заходить к нему, не тратить время.
Вот он и маяк; поравнялся с ним. Пытаюсь на глаз определить до него расстояние, – пожалуй, километра три-четыре будет. Это хорошо, именно на таком удалении от берега я и решил держаться. Берег, конечно, не ровен, не линейкой отмерен, где отдаляться будет, а где и близко подступится, но на ходу буду корректировать маршрут.