Окно в Париж для двоих
Шрифт:
Доревелась она до такой степени, что температура снова поднялась до тридцати девяти. Она то засыпала, то пробуждалась с тяжелой головой и ноющим сердцем. Смотрела мутными глазами вокруг себя, пытаясь вспомнить причину ноющей боли. С ужасом вспоминала, тут же зарывалась лицом в подушку и снова проваливалась в тяжелый изматывающий сон. Сколько продолжалось ее летаргическое беспамятство, Даша бы не сказала с точностью. Спасибо Варьке. Привела ее в чувство.
— Эй, да ты живая тут или нет?! — разохалась та, громыхая так, что у Дарьи тут же заломило виски. — Это же надо, который день лежит и помощи не просит!
— Не нужно врача, — прохрипела Даша и с трудом качнула головой. — Теперь все будет нормально, Варя. Все прошло уже.
— Что прошло? Что прошло?
Варвара сноровисто прибиралась в комнате. Комкала опустевшие упаковки от таблеток. Смахивала пыль с подоконника, тумбочки. Подбирала с пола полотенца, которые Дарья, смочив смесью воды и уксуса, укладывала себе на лоб все предыдущие дни, и ворчала, ворчала, ворчала без устали. Потом, подхватив Дашу под мышки, почти волоком потащила в ванную. Там стащила с нее потную ночную сорочку и заставила встать под душ. Вымыла ей волосы, вытерла насухо полотенцем. Укутала в толстый халат. Усадила потом ее в гостиной на диван. Сунула в руки фен и приказала безапелляционным тоном:
— Суши свои лохмы, а я пока тебе бульон сварю куриный. Куриный бульон, он первое средство при болезнях. Съешь бульончика, курочки щипнешь, глядишь, через день-другой на ноги встанешь. А то расхворалась, понимаешь. Есть ничего не желает. Пить тоже. У тебя в заварнике плесень даже. Разве так можно?
Так было нельзя, это Даша понимала. Но как можно, тоже не знала.
Разговор с Костей казался ей теперь — по прошествии нескольких дней — еще более страшным. В памяти всплывали какие-то странные ассоциации. Слышалось даже то, чего и не произносилось, кажется. Какие-то полунамеки, полутона, угрозы. Было это или нет? Говорил об этом Костя или ей все это показалось? Говорил, наверное. Неспроста же ей так плохо. Всю корчит и выворачивает. И даже Варькина забота не спасает, а лишь нагнетает раздражение.
— Лешка где? — угрюмо поинтересовалась Даша, через великие уговоры выпив чашку бульона. — Что-то не звонит, не приходит.
— Он звонил, у тебя телефон отключен! — И Варька потрясла в воздухе Дашкиным телефоном, тут же нажала на кнопку, дождалась, пока тот загрузится, и тогда только положила на стол. — И заходил он к тебе, ты спала. Кстати, Даш, он тебе ни о чем таком не рассказывал?
— О чем? — напряглась моментально она.
— Ну… Я не знаю… — замялась Варя, села рядом на диван, сжала коленями ладони и уставилась странным взглядом в стену поверх Дашкиной головы. — Странный он какой-то в последние дни. Что-то мутит, на вопросы не отвечает. Я же не просто так тогда в обморок шлепнулась. У него кто-то есть, Дашка, я это чувствую. Он хоть и не признается, но что-то тут не так. Нечисто как-то, я это за версту чую.
— Может, по работе у него что-то. Неприятности какие-нибудь. Он тебе не рассказывал?
Кажется, перед тем как позвонила Косте, она разговаривала с Лешкой, и он что-то рассказывал про работу. Что-то там у него не клеилось, не ладилось, но вот что?
— Ничего он мне не рассказывал! — с раздражением фыркнула Варвара. — У
— Ну, я не знаю. Я просто предположила. — Даша замялась, пытаясь вспомнить.
Ведь точно что-то он ей рассказывал. Она еще тогда переволновалась, только бы вспомнить почему. Потом Леха начал раздражаться, пожалев о собственном откровении, свел разговор на сюрприз и…
Черт! А ведь она в Париж должна будет лететь! И скоро уже полетит, Лешка обещал! Но что было перед этим, а? Что он говорил ей про кого-то обиженного, обманутого и проблемного?
Нет, за всеми проблемами с Костей ей ни за что не вспомнить крохотного эпизода, который Лешка поспешил к тому же быстро замять.
— Варя, ты подожди носом хлюпать, — переполошилась Даша такому повороту. — Все еще наладится. Лешка же, он такой… непредсказуемый, сама знаешь.
— Да уж! — зло фыркнула Варя, брызнув слюной в разные стороны.
Схватила со стола свою сумочку, порылась, достала носовой платок, а вместе с ним какую-то фотографию. Некоторое время рассматривала ее со смесью неприязни и любопытства на лице, а потом сунула ее Даше, почти приказав:
— Смотри! Любуйся на своего святошу!
Святоша на фотографии щеголял голым торсом, к которому прочно присосались алчные губы его начальницы Татьяны. Та, к слову, была абсолютно голой. Крупные груди нахально упирались в Лешкин волосатый живот. Руки же Татьяны шарили под полотенцем, которым были обмотаны бедра брата.
— Это у них так производственные совещания проходят, — ледяным тоном пояснила Варя, продолжая высматривать что-то на стене поверх Дашиной головы. — Почему именно в сауне, я не знаю, но что это совещание — точно!
— Ты откуда знаешь? — промямлила Даша, не зная, куда деваться от смущения.
Ну, братец, каков ходок, а!!! Ездил ей по ушам, что он своих ребят и жену Варвару ни на кого не променяет, а сам…
Да ладно бы нашел кого себе поприличнее, а то польстился на Татьяну, с которой в их городе не был только ленивый.
— Слушай, а может, это фотомонтаж, Варь? Ты бы…
— Какой фотомонтаж, какой фотомонтаж, чего ты мелешь, Дашка?! — взвизгнула Варвара, вскочила с дивана и заметалась по гостиной, с излишней театральностью заламывая руки над головой. — О каком фотомонтаже речь, если он сам ничего не отрицает!
— Кто? Лешка? — не хотела, да ахнула Даша.
— Лешка, Лешка! — закивала энергично Варвара, уронив руки вдоль туловища. — Я когда эту фотку в его вещах нашла, чуть сознание не потеряла. Знаешь, как это больно, когда человек, ради которого ты готова на все, берет и просто комкает тебя вот так!
Варькины пальцы с длинными ухоженными ногтями сжались в жесткий кулак. И она тут же потрясла им перед Дашиным лицом, да с таким остервенением, что та не хотела, да подалась назад.
— Этот гад жизнь мне поломал, понимаешь! Он!.. — Варька грязно выругалась. — С этой паскудой, а я горшки его детям в это время подносила!
— Они и твои дети тоже, Варь, — напомнила Даша, прислушиваясь к головной боли, медленно блуждающей под ее черепной коробкой. — И зачем ты мне все это рассказываешь, показываешь, разве я могу что-то изменить между вами?