Окно в Париж для двоих

Романова Галина Владимировна

В огромных глиняных кружках какао тут же подернулось ажурной пенкой, укрывая густой шоколадный аромат внутри. Блинчики начали исчезать с тарелки с молниеносной быстротой. Мазурин без устали ее нахваливал, только успевая накручивать хрустящее тесто на вилку. А Гарик просто млел от счастья, не сводя с нее восхищенного взгляда. Все казалось таким милым, домашним и обжитым, и молчать бы ей, а она возьми и все испорти, возьми и заставь его снова помрачнеть.

— Гарик, ну когда же мы все-таки с тобой съездим в Луковское? Давай уже завтра…

Глава 19

Она никогда не любила пятницу.

С юных своих лет и до старости пятница ей казалась несчастливым днем. Канун выходных, а что же в них для нее было хорошего? Ну, ладно у кого семьи, родственники, дачи. Тут было все понятно. А у нее что? У нее пустота, одиночество, не занятых ничем сорок восемь часов субботы с воскресеньем, плюс вечер пятницы, который ну совершенно нечем было занять. Со стиркой, глажкой и уборкой благополучно справлялась посреди недели. Готовка… А много ли ей надо одной?! Пару картошек на сковородку, горсть капусты квашеной да стакан молока.

Вот и мыкалась всю жизнь с пятницы до понедельника, вот и не любила потому пятницу. А сегодня как раз пятница и выпала! Ну почему же именно она и именно тогда, когда у нее такое важное дело наметилось. Она так к нему готовилась. Так все обдумывала, сидя возле своего наблюдательного окошка в полном одиночестве и делая пометки в своей общей тетрадке в клеточку. И тут, как на грех, это ужасное совпадение.

Тамара Михайловна сделала очередную пометочку в своей тетрадке. Закрыла ее и, помыкавшись с ней по комнате, сунула в шкаф между пододеяльником и наволочками. Потом снова присела ненадолго у окна.

Часы на стене методично отщелкивали время. Люди передвигались по двору, как шахматные фигурки по доске. Все в соответствии с ее наблюдениями и записями в тетрадке. Без сбоев в графике!

Тамара Михайловна удовлетворенно улыбнулась.

Никогда раньше она не замечала за людьми такой обязательности в установленном ими раз и навсегда для самих себя расписании.

На работу — по времени, с работы — так же. Завтрак, обед, ужин — всегда в одно и то же время. Привычка — дело великое. Отучить организм от того, к чему он привык за долгие годы, бывает ой как трудно. Понаблюдаешь так вот с месяц и придешь к интересному выводу: а человечество-то и в самом деле огромный муравейник. Все по солнцу, все по времени. Даже алкаши несчастные и те удивляли, собираясь на одном и том же месте в один и тот же час.

Печалило ее другое. Печалило то, что подобными наблюдениями в их микрорайоне занималась не она одна. Имелся еще один человек с подобными увлечениями. Только мотивы у него были несколько другими. Не из праздного любопытства и вынужденного одиночества он отслеживал систему в беспорядочном, казалось бы, сновании людском.

Его интерес был преступным! И Тамара Михайловна мечтала теперь вывести этого мерзавца на чистую воду. И она это сделает непременно, невзирая на пятницу и обострившийся некстати радикулит.

С чего следовало начинать? С того, чтобы одеться потеплее, выйти на улицу и побродить в ожидании по двору.

Двор у них был знатный. Сразу четыре дома подъездами смотрели друг на друга. И стояли они так плотно, что на другую улицу можно было попасть только через два проходных подъезда. Имелся еще один выход, но он вел уже на проспект. А внутреннее перемещение с соседней улицы к автобусной остановке, к магазинам народ осуществлял только через эти два проходных

подъезда.

Неудобно? Конечно! Но только не для злоумышленника. Ему это было на руку. Это было очень удобно, совершив свое черное дело, сразу вернуться домой. Никем не замечен, никем не задержан. По проспекту-то милиция взад-вперед челноками сновала, запросто могла остановить и полюбопытствовать: а что это в объемной сумочке несет господин хороший? А там…

А там несчастные несколько тысяч да побрякушки. Там то, что сэкономили несчастные старики, отказывая себе в бутерброде с икрой, к примеру.

Тамара Михайловна надела шерстяные рейтузы, пуховую кофту, валенки с галошами. Несколько раз обмотала шею теплым шарфом, влезла в старенькую шубу и вышла на улицу, не забыв прихватить с собой два пакетика жареных семечек. Очень она их уважала. А когда услыхала по телевизору, что полезны они, почти как орехи, зауважала сильнее.

Погода выдалась премерзкой. С вечера четверга вроде принялось чуть подмораживать, и снежок, усыпавший дорожки, был пушистым, легким, свежим. А утром ее снова разбудила капель. Снег тут же осел, сделался ноздреватым, тяжелым, на дорожках образовались проталины, как в марте. Если бы не галоши, шлепать бы Тамаре Михайловне по стылой воде. Так некстати еще и ветер поднялся, намолачивая голыми ветками деревьев по оцинковке подоконников.

Насажали тоже деревьев, додумались, неприязненно покосилась она на частый ряд ненавистных тополей, напирающий на их дом. Могли бы и сдвинуть свои насаждения метра на два. А то прямо вплотную, прямо чуть не в квартире сидят эти гадкие деревья.

Гадкие, а какие же? То ядовитыми почками завалят все пути-дороги. То пух летит — недели две дышать нечем. Ближе к осени какая-то неведомая зараза листву чернотой подбивает и срывает, и срывает с деревьев.

То ли дело хвойная порода! Что сосна, что ель, одно красиво. И зимой ведь и летом красотища сочно-зеленая, а польза какая. Она маленькой еще девочкой жила с родителями в таком вот сосновом бору, когда отец лесничествовал. Так воздух там был густой и дурманящий, прямо выходи на крыльцо да черпай ложками и клади в миску, чтобы впрок, значит, было.

Родителей нет давно, да и бор сосновый наверняка на гарнитуры всякие попилили да на паркеты свели. А вместо этого отравы всякой понасажали, только людей злить, честное слово!..

Тамара Михайловна прошлась вдоль домов, заглянула в проходные подъезды, не выпуская при этом из виду свой двор. Вернулась медленным шагом и замерла столбом возле своей любимой скамеечки. Пару раз глянула с сожалением на мокрые, почерневшие от влаги доски и вздохнула. Скорее бы уже весна с летом. Сиди тогда здесь — не хочу. Всех видать, слыхать. А то возле раскрытой форточки не очень-то поймешь, о чем народ спорит да ругается. Скорее бы весна с летом, только дожить бы…

Тот человек, которого она ждала, вскоре появился. Сначала возник его силуэт в сквозном проеме проходного подъезда. Смешная ушанка из черного кролика, с завязанными назад ушами, скакала то вверх, то вниз, когда человек пробирался среди припаркованных в неустановленном месте — то есть на тротуаре — машин. Потом из-за бампера лихой разбитной «девятки» показалась его тросточка, длинные полы старомодного, но все еще добротного пальто. И через пару минут он уже приветствовал ее, чинно приподняв шапку над головой.