Окно в Париж для двоих
Шрифт:
Решено: кофе, блинчики и пончики. Программа определена, теперь одна нога здесь, вторая уже здесь, и утром с отчетом к начальству.
Перед уходом он все же заглянул в палату, где, обвязанная проводами, спала после наркоза пожилая женщина. Все вроде в полном порядке. Аппараты попискивали, исправно моргали разноцветными лампочками, грудь женщины методично вздымалась.
Он уже начал прикрывать дверь, когда на диванчике в углу завозился Иван Александрович.
— Все в порядке? — дежурно поинтересовался у него охранник, вглядываясь в темноту, ни черта не было видно,
— Все хорошо, дружок, ты ступай, — сонным голосом ответил старый генерал.
— Я это… Иван Александрович, — не мог не доложиться он, — сбегаю за кофе в соседнее отделение, можно?
— Давай, давай, и мне принеси. А покушать там ничего нет? Что-то голод донимает, уснуть невозможно, — пожаловался тот, стряхнул с себя казенное клетчатое одеяло и присел. — Может, бутерброды какие или еще…
— Там пончики есть горячие и блинцы. Пойдет?
— А то! Неси, деньги я тебе отдам.
— Это мелочи все, товарищ генерал. Я быстро!
Быстро у него не получилось. Лифт не желал подниматься к нему на этаж, настырно раскрывая двери то этажом ниже, то выше. Плюнул и пошел вниз по лестнице пешком. Вышел на улицу, огляделся. Диагностическое отделение было в паре десятков метров, но…
Что только не сделает черт, пока господь дремлет! Центральный вход был заперт! Через огромные окна первого этажа он видел тот самый кафетерий. Видел кофейный автомат. Стойку, за которой хлопотала миловидная женщина в накрахмаленной белоснежной одежде. Дежурный больничный персонал, сидевший за столиками, тоже видел. Все было буквально в паре метров от него, а дверь оказалась запертой. Пришлось обегать здание по периметру, тыкаться в каждую имеющуюся дверь, пока наконец не нашел ту, что оказалась открытой.
— Вам придется немного подождать, — улыбнулась ему бодро женщина за стойкой. — Только что сунула пончики в жаровню и свежий кофе намолола. Подождите.
— А долго?
Задержки сначала с лифтом, потом с запертой дверью центрального входа, теперь вот с новой порцией выпечки, которую следовало ждать, его раздражали. Это были, как он всегда любил выражаться, факторы потери времени. Они иногда случались в его практике, и зачастую из-за них что-то происходило. То, чего можно и нужно было избегать.
— Минут пять, ну десять самое большое, — продолжала уговаривать его служащая кафетерия. — Не к смерти же грех! Посидите пока, журнальчик почитайте.
Не до чтения ему было. Все вдруг стало не нравиться и злить. И крохотные столики со стульями, за которыми устроиться удобно мог разве что ребенок. И медицинский персонал удивлял, неторопливо отщипывающий от пончиков по кусочку и лениво пережевывающий потом.
Чего, спрашивается, посты свои побросали? У них ведь не хлебопекарный комбинат, больница! Вдруг кому-то плохо сделается, а врача с сестрой нет на месте! Они кофе пить изволят и пончиками заедать…
— Молодой человек, — позвала его женщина из-за стойки. — У меня все готово, сколько вам?
Она его вовремя окликнула. Он уже готов был уйти, невидящими глазами таращась в автомобильный журнал. Фактор потерянного времени тормошил интуицию, заставлял психовать и ругать
Схватив два забитых доверху кофе и выпечкой пакета, он бегом кинулся сначала в дверь черного хода, потом вдоль обшарпанного фундамента диагностического отделения. Выскочил на освещенный больничный двор, поднял глаза к окну, за которым оставил двух стариков, и тут же громко выругался.
Там что-то случилось страшное за этим окном! И происходило это страшное именно сейчас, именно в эту самую минуту, когда он прижимает к бокам по пакету с горячим кофе и пончиками.
Почему он так решил, помчавшись семимильными шагами в хирургию? Да потому что дверь в палату оказалась открытой — раз. И свет, падающий из больничного коридора, позволил прекрасно рассмотреть, что в палате кто-то дерется.
Кому-то это хаотичное мельтешение двух сплетенных тел показалось бы, возможно, дикой пляской, но не ему. Он понял все мгновенно — там драка. И драться там мог с престарелым генералом, давно вышедшим на пенсию, только убийца!..
Глава 23
Настырная Дарья Коновалова не раскрыла рта до тех пор, пока не согрелась в горячей ванне, пока не выпила две громадные чашки огненного чая с лимоном и не съела несколько бутербродов величиной с трехтомник ее любимого автора. После этого она затребовала немедленно вызвонить к ним Ивана Мазурина. И пока тот добирался к ней на квартиру через весь город, ей вдруг пришла в голову бредовая идея привести себя в порядок. А для этого она снова заперлась в ванной. И сколько Прокофьев ни просил и ни гнусавил под дверью, она ему не открыла.
— Все! — вышла она через двадцать минут оттуда с уложенной волосок к волоску прической и обновленным макияжем. — Теперь я человек.
— Ты хоть объяснишь мне, где шлялась весь день?
Гарик надулся, отвернувшись к окну в кухне, и нарочно не стал делать ей никаких комплиментов, хотя выглядела она сейчас выше всяких похвал. Никогда, наверное, не была так привлекательна. То в слезах, то в расстройстве…
— Что случилось?! — Мазурин ввалился в ее квартиру прямо в форме, прямо в грязных ботинках прошелся по всему коридору, швырнул об пол форменную шапку, без стеснения полоснул матом и снова повторил: — Что, мать вашу, произошло, что вы меня вытащили посреди ночи на другой конец города? Я только домой зашел, Маринка только щей мне налила, и тут вы! Ну что за хрень, Прокопий?!
— А я знаю! Вон у нее спроси. Носится по квартире с горящими глазами, говорит, будто вычислила убийцу, а объяснять ничего не желает.
— Какого убийцу, черти вы полосатые?! — заорал Мазурин не своим голосом. — Убийца у меня в камере уже сидит, а они тут самодеятельность решили разводить!
— Это разговор о Муратове? — сложила губы скорбной скобочкой Даша.
— Да, милочка, это разговор о Муратове, — передразнил ее Иван и начал разуваться с кряхтением и ругательствами. — Если мне сейчас не нальют тарелки супа, не поставят передо мной сто граммов водки и не намажут горбушку хлеба чесноком, я разнесу тут все к чертовой матери! Ну, действуй, красавица, чего лыбишься!!!