Окно в пустоту
Шрифт:
Один человек родится, и умирает тоже один.
И вот однажды встретил он на улице давнего, еще со студенческих лет знакомого художника Павла Кудрина. Поздоровались, разговорились
Алексей Сергеич и сам не понял, как он, такой скрытный и осторожный вдруг открыл душу старому знакомому и даже рассказал ему откровенно обо всех своих бедах.
— Вот нутром чувствую, Паша — не выкрутиться мне на этот раз. Я, как колобок — и от бабушки ушел, и от дедушки ушел… А вот от него — не смогу. Ведь сволочь, бандит, наверняка — убийца, а теперь поди ж ты… Уважаемый бизнесмен, законопослушный гражданин, и никто не моги его тронуть. Мог бы — сам
В этот момент Павел вдруг протрезвел и стал очень серьезным.
— Знаю я такого человека. Только… Не дай Бог с ним встретиться. Тебе — очень надо? Если так — сведу.
Да уж, свел… Даже сейчас, сидя в теплой ванне, Алексей Сергеич почувствовал ледяной озноб, вспоминая единственную встречу с этим человеком.
Странно — он не мог вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах с ним встречался. Не помнил даже, как он выглядит. Только глаза… Глубокие, мудрые, все понимающие… И безжалостные.
Разговор был коротким. Собеседники хорошо понимали друг друга. Условия были простыми — сначала работа, потом — деньги.
Цена была, конечно, высокой, но, с другой стороны — жизнь дороже. И потом… За много лет Алексей Сергеич научился хорошо разбираться в людях. Он сразу понял, что его собеседника нельзя пытаться обмануть ни при каких условиях, иначе Коля Бык по сравнению с ним покажется просто ангелом.
Через несколько дней выстрел наемного убийцы оборвал непутевую Колину жизнь, а деньги отправились по назначению. Алексей Сергеич был вполне доволен работой, но… Решение финансовых вопросов еще не есть решение всех проблем. С тех пор с Алексеем Сергеичем стали твориться вещи непонятные. Приближалось полнолуние и все чаще он стал видеть во сне эти безжалостные, волчьи глаза. Просыпаясь, он долго курил, пил воду, а потом лежал до утра без сна, бессмысленно уставившись в потолок.
Он даже утратил изрядную часть своего жизнелюбия и оптимизма. В самом деле, чего же стоит налаженная, тщательно и любовно обустроенная жизнь, если ее так легко оборвать в любой момент? И, если он сумел найти идеального наемного убийцу, то где гарантия, что никто не сможет «заказать» его самого?
Боря ликовал. Наконец-то он получил, что хотел. «Чую с гибельным восторгом — пропадаю…» Он чувствовал, что маховик его жизни раскручивается все сильнее. Получив заветный адрес неведомого ему человека, Боря всерьез задумался. Результатом он был несколько разочарован. Боря надеялся узнать имя и адрес черноволосой красавицы, но понимал, что вряд ли она живет под именем какого-то гражданина Разлогова.
— Так, 34 года рождения… Значит, теперь ему уже за шестьдесят. Интересно, кто он моей красавице? Муж? Отец? Начальник? Любовник? А, может быть, вообще никто? Может, она водит машину по доверенности, а он — просто бывший владелец?
В любом случае, он что-то знает о ней.
Боря особенно тщательно побрился, надушился дорогим одеколоном, надел новый костюм. Отражение в зеркале его не особенно утешило. Боря намеренно затягивал привычные повседневные дела. Долго, тщательно завязывал галстук. Сказал маме, что собирается к друзьям.
Уже в прихожей долго всматривался в адрес, аккуратно переписанный еще днем в рабочий еженедельник. Он старался не думать, куда и зачем едет сейчас.
Знал только одно — не поехать туда он просто не мог.
Было уже довольно поздно, когда он разыскал наконец старую пятиэтажку где-то в Чертаново. Поднимаясь по обшарпанной лестнице на третий этаж, Боря недоумевал. Жилище «новых русских» он представлял себе совершенно по-другому.
Дверь долго не открывали. Наконец, он услышал какое-то странное, тяжеловесное шаркание и тихий, робкий женский голос спросил:
— Кто там?
— Мне… Я к Геннадию Сергеичу.
Щелкнул замок. Дверь распахнулась. Боря увидел маленькую, худенькую молодую женщину с гладко зачесанными темно-русыми волосами, одетую в длинное бесформенное вязаное платье. Большие серые глаза ее смотрели грустно и осуждающе.
— Вам Геннадия Сергеевича? Вы что, правда не знали? Папа уже три месяца как умер.
Вот тебе и раз! Последняя ниточка оборвалась со звоном.
— Подождите! — взмолился Боря, — подождите, пожалуйста!
Он стал сбивчиво рассказывать наспех сочиненную историю о дорожно-транспортном происшествии, единственным свидетелем которой стал водитель темно-зеленого джипа. Выражение лица его собеседницы стало испуганным и совсем детским.
— Ладно, заходите. Я ведь совсем одна, даже чаю попить не с кем.
— А вы не боитесь пускать в дом незнакомого мужчину? — шутливо спросил Боря.
— Да нет, не боюсь. Мне кажется, вы хороший человек.
Когда девушка повернулась и пошла в комнату впереди него, Боря понял, наконец, откуда раздавалось это странное, тяжелое шаркание. Девушка медленно, с трудом передвигалась на скрюченных, изуродованных, частично парализованных ногах. В маленькой квартирке было чисто прибрано и даже уютно. Но все здесь говорило о более чем скромном достатке. Чистенькая, пристойная нищета.
Марине Разлоговой не повезло с самого рождения. Она была поздним ребенком, ее родители были историками. Папа занимался древним Египтом, а мама — вопросами научного коммунизма. Оба они были искренне увлечены своей работой и свято верили в то, что сперва нужно сделать карьеру в науке, а потом уже обзаводиться детьми.
Когда Марине пришло время появиться на свет, акушерки в роддоме слишком долго пили чай. Процесс рождения ребенка давно уже обмазан липкой позолотой сладкой лжи. На самом деле на родильном столе лежит не Мадонна, а истерзанный болью кусок мяса. Если у женщины после десяти часов непрерывных страданий остается хоть какая — нибудь мысль, она мечтает только о том, чтобы все это побыстрее кончилось. Врачи и акушерки настолько привыкают к этим крикам и стонам, что воспринимают их всего лишь как некий звуковой фон, неизбежный в их работе вроде шума станков в цеху.
Марининой маме было уже трицать пять лет. Во всем мире это — цветущий возраст для женщины, и лишь на одной шестой части света врачи называют таких «старыми первородящими», а поэтому почти никакой ответственности за здоровье и жизнь матери и ребенка не несут.
Марина родилась мертвой. Это произошло в конце декабря и могло сильно подпортить показатели за год. Вообще-то мертворожденного ребенка положено реанимировать в течение пяти минут, а потом могут произойти необратимые процессы и даже смерть головного мозга. Над Мариной люди в белых халатах трудились в течение часа. В конце концов они победили. Слабенький, синий, жалобно пищащий комочек был обречен на жизнь. И какую жизнь!