Око Бога

Фанетти Сьюзен

Еще одно долгое молчание. Бренна сосредоточилась на дыхании, пытаясь оставаться воительницей, которая знает только ярость — но не боль.

Голос Эйка разорвал молчание.

— Вигер, тогда ты. Ты мне окажешь?

— Нет, ярл. Я служу твоей воле.

Когда первый раскаленный докрасна железный прут прошелся по спине Бренны, чуть выше лопаток, его жар был настолько сильным, что сначала она ощутила почти холод. А потом пришла боль. Она была абсолютно дикой и безумной, как будто разом целая стая животных накинулась на нее и начала грызть

и кусать ее тело. Она не кричала. Ей даже не пришлось бороться с желанием закричать. Боль была настолько сильной, что она не смогла выдавить из себя даже писк.

Зал быстро наполнился запахом ее горелой плоти. Когда Вигер потянул прут вверх, он уже охладился настолько, что к нему прилипла кожа.

Другой прут Вигер положил чуть ниже линии лопаток. Пока он держал его там, Эйк наклонился и уставился в глаза Бренны. Внутри себя она заходилась криком, просила и умоляла. Ее руки вцепились в ножки стола. Но она не позволила своему лицу исказиться от боли, а ее правый глаз так и сверлил его лицо.

— Снова, — он встал и махнул Вигеру рукой.

Вигер поднял второй прут и положил третий. Но ее тело уже настолько было охвачено агонией, что третий прут уже ничего не изменил.

Однако пятый прут почти сломал ее. Вигер положил его на ее бедро, чуть ниже ее талии. Кожа там была такая нежная, что боль, охватившая Бренну, стала просто запредельной. Хотя ее глаза были открыты, хотя она могла слышать и чувствовать запахи, и, великие боги, ощущать боль, внутри Бренны была только пустота. Только чернота.

— Достаточно, — она услышала слово, но не поняла, что оно значит.

oOo

Когда разум вернулся, Бренна уже лежала в своей тюрьме, прикованная на этот раз запястьями к стене, лицом к ней. Она все еще была без одежды, но это была наименьшая из ее проблем.

Боль, которую причинили ей раскаленные железные прутья, казалась ничем в сравнении с болью, которую она чувствовала сейчас, когда поднятые руки натянули кожу на ее располосованной спине.

— Ты сильная и своенравная, Бренна, Око Бога, — Эйк был здесь. Он ждал и наблюдал, пока она была без сознания? — Это и сделало тебя отличным воином. Я горжусь тобой. Я презираю, что ты заставила меня сделать это. Прекрати свои страдания сейчас. Повтори свою клятву и служи мне. Я приведу тебя в зал, залечу раны и приму тебя как родную дочь. И ты обретешь свое прежнее положение. Я не был жестоким учителем. Не с тобой.

— Никогда, — ее голос дрогнул от слабости, взгляд оставался твердым.

Он вздохнул и ткнул пальцем в ее свежую рану. Новый взрыв боли — и еще один — заставили ее задыхаться и дергаться, но она сдержала крик.

— Если ты не станешь служить мне, как я хочу, я, наверное, отдам тебя Колдеру. Ты ему всегда нравилась, он несколько раз просил меня позволить прийти к тебе. Он будет рад, что запрет снят. Но, к сожалению, с рабынями он не церемонится.

—

Я убью его, если он тронет меня.

Пальцы Эйка впились в рану, и Бренна почувствовала, как уплывает во тьму.

— Тогда доведем дело до конца, — сказал Эйк и отнял руку.

Он повернулся и ушел, и Бренна открыла свой разум и с радостью позволила тьме его заполнить.

oOo

Бренна почувствовала болезненное жжение целебной пасты и услышала свой собственный стон, прежде чем поняла, что проснулась. Она открыла глаза и тут же замолчала. Эйк не должен слышать, как она хнычет от боли.

Она лежала ничком на полу, но лежала на чистой соломенной подстилке, и без цепей. Бренна попыталась приподнять себя на локтях, но боль была слишком велика, и она была слишком слаба.

— Спокойно, Бренна.

— Леиф. Ты в безопасности?

Он нанес еще немного пасты на рану.

— Да, но Эйк что-то подозревает, и он недоволен моим поведением вчера.

— Только вчера?

Казалось, она провела здесь уже годы, если не больше. Каждый день казался ей вечностью с тех пор, как ее забрали из Эстландии.

— Бренна, пожалуйста, послушай. Я немногое смогу для тебя сделать, если ты будешь упрямится. Я принес тебе мазь и подстилку, но только потому, что выпросил их у Колдера. Я припугнул его тем, что его отец наверняка навлечет на себя гнев богов, если будет с тобой так обращаться. Но я сомневаюсь, что сдержанность Эйка безгранична. Насчет тебя с ним говорить бесполезно. Если ты хочешь обрести свободу и воссоединиться с мужем, то ты должна жить. Подчинись, Бренна.

Но мысль о том, чтобы сдаться Эйку, была для нее невыносима.

— Я не могу, Леиф. Я не могу служить ему, неважно, что он будет делать, чтобы попытаться заставить меня.

— Я не хочу сказать, что ты сдашься. Подчинись на деле, а не в душе. Какие возможности у тебя в этой тюрьме? Но если ты окажешься в зале, у тебя может появиться шанс. А здесь его не будет. Так скажи ему, что ты подчинишься. Он будет доволен, и тебе это сыграет только на руку. Он исцелит тебя и будет обращаться с тобой, как с любимой собакой. И здесь есть люди, которых мы можем привлечь к нашему делу. Пусть видят, что Эйк сделал с Оком Бога, пусть знают. Там у тебя будет шанс. Но оставаясь тут, взаперти, в одиночестве, ты его лишаешься.

Даже сквозь боль, разрывающую ее разум, она чувствовала его правоту. Эйк попытался сломать ее, и если ему это не удастся сделать, то вскоре они дойдут до той точки, за которой останется только смерть. И тогда он победит.

Сможет ли она притвориться, что сдалась? Сможет ли она вести себя с ним, как если бы она была приручена, пока не наберется сил, пока не сможет извернуться и укусить его? Сможет ли она дождаться Вали и оставаться сильной, чтобы помочь ему расквитаться с Эйком?

Хватит ли у нее сил?