Око силы. Четвертая трилогия
Шрифт:
Портфель с пакетом и все инструкции Зотовой выдали в одном из кабинетов Исторического музея — как раз в те минуты, когда товарищ Каменев, всему делу заводчик, произносил речь над покрытым красным кумачом гробом.
* * *
— Садитесь, гражданка. Сюда, на табурет.
Ларек, как Ольга и ожидала, изнутри смотрелся не слишком презентабельно. Не конура, так конюшня для не очень крупного пони. Про конюшню девушка вспомнила, узрев не стенах несколько старых хомутов. В углу стоял бочонок, все прочее место было заставлено коробками и ящиками, с надписями и без. Пахло чем-то резким, то ли креазотом, то ли дегтем, то ли всем сразу. Дверей оказалось две: та, через которую ее впустили, и еще одна, как раз напротив окошка. Значит, за стеной — еще комната, вероятнее всего, кладовка.
Дверь, ведущую на улицу, гражданка Красноштанова закрыла на щеколду. Вторая оказалась слегка приоткрыта.
— Садитесь, садитесь… Так значит вы от Федорова?
Голос странной женщины звучал приветливо, губы улыбались и взгляд теперь казался самым обычным. Зотова, не без сожаления вспомнив про оставленный в служебном сейфе «маузер» № 1, присела, положив на колени портфель, немного подумала и сняла шапку.
— Федорова я, если честно, не видела. Мне сказали, что он в наркомате водного транспорта служит…
Гражданка Красноштанова молча кивнув, взглянула выжидательно. Губы уже не улыбались.
— Вам вот чего, гражданка, знать требуется…
Голос сбился на хрип. Зотова прокашлялись, провела тыльной стороной ладони по губам.
— Извините… Трест ваш с сегодняшнего дня закрыт. Почему — не ко мне вопрос. Вам с гражданином Красноштановым надлежит сейчас же уехать в Ревель, во избежание, так сказать. А переговоры начальство с вашим дядей продолжит, но уже не через вас, а напрямую. Это понятно? У меня ваши паспорта, билеты и деньги на дорогу. Сейчас все это добро выдам, и распрощаемся. Вы ручку достаньте, тут расписаться надо.
Ольга хотела открыть портфель, но помешала шапка. Пока бывший замкомэск искала, куда бы ее пристроить, Красноштанова шагнула вперед. Правая рука в кармане черной шубы, губы сжаты.
— Федоров… Где Федоров? Где все остальные? Кто закрыл трест? Говорите, быстро, иначе отсюда не выйдите!..
Кавалерист-девица пристроила шапку на один из ящиков, туда же положила портфель. Встала, не торопясь.
— Вы, гражданка, эскадроном своим командуйте, а мне указания мое начальство дает.
Женщина отшатнулась, словно от толчка.
— Про эскадрон… Откуда знаете, кто рассказал?
Ольга хмыкнув, поправила полушубок и без особой спешки опустила руку в правый карман, где лежали папиросы.
— Не ошиблась, значит. А ведь обидно выходит! Я всю войну оттоптала, а выше замкомэска не поднялась. Вас-то за какие заслуги?
Красноштанова дернула губами, но сдержалась. Помолчала, затем взглянула прямо в глаза.
— Я на фронте с осени 1915-го. 3-й гусарский Елисаветградский Ее Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны полк.
Кавалерист-девица произвела несложный подсчет.
— Ага, понятно. А я только с 18-го, значит, не так и отстала. Еще бы годик, в равных чинах ходили. Мне, между прочим, эскадрон два раза обещали, да у начальства ко мне все время вопросы возникали. Прямо, как вас.
Женщина отвернулась, вновь помолчала.
— Значит, в коннице служили? А я думала, в «чеке» кнутобойствовали.
На такое Зотовой и отвечать не хотелось. В хорошенькое же дело ее втравили, отправив прямиком к недорезанной контре! Но даже не это обидно. Это кто ж ее попрекать вздумал?
— А вы идейная, значит? Идейные, гражданка, в таврических степях насмерть бились. Их я уважаю, пусть они и мировому пролетариату враги. А вы, извиняюсь, спекулянтка, и я сейчас вас от домзака спасаю. Так что никакой у вас идейности, а сплошные товаро-денежные отношения, как и учит нас товарищ Карл Маркс.
Достала конверт, бланк расписки сверху пристроила.
— Получите, стало быть, и распишитесь.
Красноштанова резко обернулась:
— Что вы мелете? Почему — спекулянтка? Да что вы вообще понимаете в идеях — и в тех, кто идее служит? Вы только и видели, что своих комиссаришек, у которых вместе идеи — спирт с кокаином!
Зотова понимающе кивнула:
— Знакомо, как же. Как захватим ваш штаб, так непременно кокаин обнаружится. То банка, то две, а то и целая дюжина. Под Александровском помню… Так что по себе не судите, гражданка. А идейных я навидалась, что наших, что ваших. С настоящими, между прочим, и поговорить можно по-людски.
Ольга вспомнила Семена Тулака, поручика недорасстрелянного. Вот этот — и вправду идейный. И еще умный, пусть и враг, но в трех политических соснах не плутает, разбирается. А еще хорошие стихи знает, про таких же идейных.
Сказать? А почему бы и нет?
— У меня, гражданка Красноштанова, знакомый есть, офицер бывший. Правильный он, пусть и чужой. Из настоящих, которые за летучим тигром шли.
Ответом был недоуменный взгляд. Бывший замкомэск усмехнулась.
— Стихи есть такие, их какой-то ваш прапорщик написал, фамилия его вроде как Немировский. Красивые стихи, между прочим.
— Столицы в расходе, как в бурю облака.
Надгробные игры сыграли в синеве.
И в горы уходят неполных три полка,
летучего тигра имея во главе.
Матросы по следу, шенджийцы впереди,
повозки и кони сплелись в гнилую нить,
и прапор к победам шагает посреди,
еще ничего не успевший сочинить…
Стальной взгляд, взгляд-штык внезапно стал совсем иным. Бесцветные губы шевельнулись:
— Счастливая доля — вернуться с той войны.
Контужен в походе — награда от богов.