ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета

Райт Кристофер

Развод

Итак, хотя к полигамии относились терпимо, не одобряя ее прямо, но в законе существовали положения, которые были скрытой критикой в ее адрес. С другой стороны, к разводутакже относились терпимо, но с последующим явным порицанием. Развод практически вовсе не представлен в ветхозаветном законе по той причине, что в отличие от современного западного обычая ни брак, ни развод не был в древнем Израиле вопросом гражданского права. Они относились к сфере семейного права, которое находилось в юрисдикции главы семейства (см. определения этих категорий права в девятой главе). Мужчине не нужно было идти в суд, чтобы развестись. Законы, которые действительно относятся к разводу, касаются либо тех обстоятельств, при которых развод запрещен, либо регулирования отношений послетого, как развод произошел. В обоих случаях представляется, что основная суть закона — защита женщины.

Первый — Втор. 22, 28–29, где мужчине запрещается разводиться с женщиной, на которой он обязан жениться в результате добрачной половой связи. Похоже, закон предполагает, что женщине безопасней будет принадлежать к дому такого мужчины, чем в результате развода оказаться в еще худших обстоятельствах (вероятнее всего, что ее ожидает либо проституция, либо лишения). Второй —

установление во Втор. 24, 1–4 — истолкование которого стало предметом спора между Иисусом и фарисеями. Этот закон не предписывает развода, он воспринимает его как данность. Однако закон требует, чтобы мужчина, который разводится, дал жене разводное письмо. Это делалось для защиты женщины — своего рода документальное подтверждение того, что она разведена, поэтому ни ее, ни будущего мужа нельзя обвинить в прелюбодеянии, если она вновь выйдет замуж. Также этот закон запрещал возвращать жену первому мужу, если второй муж тоже разведется с ней или умрет. Вероятно, для таких запретов существовали ритуальное или культурное ограничения, [279] однако их социальное и личное влияние должно было помочь женщине не стать жертвой сексуальной передачи между безответственными мужчинами. Также можно было бы упомянуть случай женщины–военнопленной, которую солдат–израильтянин решил взять в жены. Если позже мужчина, который захватил ее в плен, разочаруется в своем решении, женщина должна получить достойный развод, а не быть проданной как рабыня. Он не должен наживаться на своем положении. В данном случае развод является меньшим злом для женщины. По крайней мере, развод сохраняет хоть какие–то крупицы достоинства и свободы будущего выбора для нее, которых она была бы лишена, если бы ее продали в рабство (Втор. 21, 14).

279

См. Gordon J. Wenham, 'Restoration of Marriage'.

Таким образом, к разводу также относились терпимо в рамках закона. Но он отходит от Божьего идеала еще дальше, чем полигамия. Малахия бескомпромиссно выступает против развода (Мал. 2, 13–16). Кульминацией этого отрывка является прямое осуждение: «„Я ненавижу развод", говорит Господь Бог Израилев». [280] Против полигамии не выдвигалось подобных безапелляционных суждений, тем более с такой развернутой богословской аргументацией. По всей видимости, это произошло из–за того, что полигамия является своего рода расширением брака за пределы моногамных границ, задуманных Богом, тогда как развод приводит к разрушению брака. Развод покрывает себя обидой, как выражается Малахия. Полигамия умножает связи там, где Бог ожидал моногамных отношений, а развод вовсе уничтожает их. [281]

280

В Синодальном переводе эта фраза звучит иначе: «Если ты ненавидишь ее, отпусти, говорит Господь Бог Израилев» — прим. переводчика.

281

Полезный обзор этих и прочих проблем сексуальной этики в древнем Израиле с указанием новейших публикаций см. J. М. Sprinkle, 'Sexuality, Sexual Ethics'.

Рабство

В адрес Ветхого Завета, как и в адрес апостола Павла, было направлено немало критики за терпимое отношение к рабству.Рабство было настолько неотъемлемой частью социальной и экономической жизни древнего мира, современного ветхозаветному Израилю, что сложно понять, как Израиль мог исключить его или отменить. Тем не менее, сразу же следует сказать две вещи.

Во–первых, рабство в относительно небольших сообществах, вроде Израиля, существенно отличалось от рабства в больших имперских цивилизациях — тогдашних древних ближневосточных империях, и особенно в более поздних империях греков и римлян. Там невольничьи рынки были перенасыщены пленниками и переселенцами, а рабов принуждали к унизительной и непосильной работе. И, конечно же, израильское рабство еще существенней отличалось от масштабной работорговли арабов, европейцев и американцев на африканском континенте. Когда мы встречаем слово «раб» в Ветхом Завете, нам следует исключить образы римских рабов на галерах из фильма «Бен–Гур» или образы металлических ошейников, невольничьих суден и сахарных плантаций менее удаленного от нас по времени негритянского рабства. По сути, это не совсем удачный перевод слова ^c ebed,которое в основном означало рабочего–невольника, а в некоторых случаях могло обозначать высокий пост, когда относилось к царским слугам.

В пастушеском и сельскохозяйственном обществе Израиля рабы были, главным образом, постоянными домашними рабочими. Во многих случаях они были должниками, отрабатывающими свой долг невольничьим трудом у своего заимодавца. Они дополняли, но не заменяли труд свободных членов семейства. Глава семейства, его дети, прочие работники и рабы — все трудились вместе. Другими словами, труд рабов не освобождал от физического труда свободных израильтян, как, например, в классической Греции. При условии, что к ним относились гуманно (как требовал закон), о подобном рабстве можно сказать, что оно эмпирическимало отличалось от многих видов наемного труда в экономике с наличным расчетом. Данные свидетельствуют, как мы увидим ниже, что рабы в Израиле имели больше законных прав и защиты, чем в любом современном обществе. Более того, рабы пользовались большей юридической и экономической безопасностью, чем свободные в техническом смысле, но безземельные наемные работники и ремесленники.

Во–вторых, не следует полагать, что к рабству в Ветхом Завете относились терпимо и без критического рассуждения. Отдельные аспекты ветхозаветной мысли и практики в этой сфере практически нейтрализовали рабство как институт и посеяли семена его радикального отвержения, которые проросли в поздней христианской мысли. Несомненно, эти аспекты, к которым мы сейчас обратимся, сделали Израиль явно уникальным в древнем мире в его отношении к рабству. Этот факт единогласно признан учеными, изучающими древний Ближний Восток. Следует особенно отметить три пункта:

1. История рабства Израиля.Первым и наиболее влиятельным фактором богословского и правового отношения Израиля к рабству была его история.Израильтяне никогда не забывали, что начинали они, в смысле национальных истоков, как толпа освобожденных рабов. Это само по себе является необычным, если не уникальным, среди эпосов о национальном происхождении. Большинство этнических мифов прославляют славное древнее прошлое своей нации. Израиль, напротив, оглядывался на четыреста лет рабства в чужой стране, которое становилось все более

угнетающим, бесчеловечным и невыносимым. Этот опыт оказал сильное влияние на их последующее отношение к рабству. С одной стороны, ожидалось, что израильтяне не будут порабощать друг друга и угнетать невыносимыми условиям труда. Подобное действие не сочеталось с равенством искупленных братьев, которые являются рабами только Господа (см. Лев. 25, 42–43.46.53.55). С другой стороны, их отношение к пришельцам в собственном обществе (будь то те, кто были в техническом смысле свободными, но безземельными наемными работниками, или действительно приобретенными рабами) должно быть отмечено состраданием, рожденным воспоминанием о Египте, в котором они сами лишены были милосердия. Этот принцип ясно изложен в самом раннем своде законов Ветхого Завета — Кодексе завета в Книге Исхода 21 — 23: «Пришельца не обижай и не притесняй его: вы знаете душу пришельца, потому что сами были пришельцами в земле Египетской» (Исх. 23, 9; ср. 25, 21; Втор. 15, 15).

2. Законы Израиля о рабах.Во–вторых, эти порожденные исторически отношения отразились в конкретных законах,которые предоставляли рабам в Израиле определенный статус, права и защиту, ранее неслыханные.

Рабы были включены в религиознуюжизнь общества. Они могли обрезываться и участвовать в празднике Пасхи (Исх. 12, 44). Им позволялось торжествовать и радоваться во время великих праздников (Втор. 16, 11–14; см. 12 ст.). По всей видимости, наиболее уместной из всех, ввиду их занятий, была заповедь, о том, что на рабов, мужчин, женщин и даже на домашних животных распространялся еженедельный субботний отдых (Исх. 20, 10). Более того, говорилось, что это сделано главным образом ради их блага (Исх. 23, 12).

Такое социальное и религиозное включение рабов распространялось и на сферу защиты гражданскогоправа. Два закона в Кодексе завета Книги Исхода касаются отношения господина к своим рабам [282] .Уже это делает их уникальными в древнем ближневосточном праве. В прочих сводах законов было множество законов о насилии или убийстве рабов другого человека,но не собственных. Как человек относится к своим рабам, было исключительно его делом, поскольку они — только его собственность. Не так было в Израиле. В Исх. 21, 20–21, если хозяин настолько жестоко избил раба, что это привело к фатальным последствиям, раб должен был быть отмщен. Это буквальное значение используемого глагола, который в любом другом контексте означал бы, что виновный сам подлежит смерти от рук семьи жертвы. Хотя некоторые толкователи не спешат соглашаться с этим, явное значение этого закона таково, что дурной хозяин должен быть наказан сообществом за преступление от имени раба, у которого нет семьи, чтобы отомстить за него. Исх 21, 26–27 защищал раба от телесных повреждений. Если такое случалось, то раба следовало освободить. [283] Упоминание зуба демонстрирует, что освобождение не является следствием потери рабом работоспособности. Здесь более глубокая забота о гуманности и здоровье раба, который подвергся насилию. Следует подчеркнуть, что это были гражданские законы, а не филантропические призывы. В подобных обстоятельствах раб мог апеллировать к суду старейшин против своего собственного хозяина. Это также было уникальным правом в древнем мире. Однако, похоже, именно такое обращение раба имеет в виду Иов, когда утверждает, что никогда не лишал справедливости кого–либо из своих рабов в судебной жалобе, которую они имели против него (Иов 31, 14). [284]

282

Кодекс завета повсеместно признается самым ранним сводом законов Израиля, поэтому уникальные гуманные законы Израиля о рабах не были поздним продуктом некой медленно развивающейся нравственной чувствительности, но являлись частью законодательного выражения богословия Израиля с самого раннего периода.

283

Это интересный случай потому, что он имеет отношение к так называемому «закону воздаяния» ( lex talionis)(который я уже упоминал выше), который непосредственно предшествует ему — известный принцип «око за око, зуб за зуб» и т. д. Суть этого принципа, как часто отмечают, была не в том, чтобы поощрять жестокую месть, но как раз напротив — ограничить ее. Наказание должно быть строго пропорционально преступлению. То, что он был принципом пропорциональности,а не заповедью, которую следовало воспринимать буквально,показано здесь в том, что действительноенаказание за нанесение вреда глазу или выбитый зуб не является нанесением такого же уродства обидчику, но, скорее, дарование свободы жертве, что означала финансовые потери для владельца раба. Физическое насилие наказывается пропорциональной потерей прибыли.

284

Значимость этих законов и других вопросов, касающихся социального и правового статуса рабов в ветхозаветном Израиле, полнее обсуждаются в С. J. H. Wright, God's Land,ch. 8.

После шести лет работы еврейскому рабу должны были предоставить возможность освободиться на седьмой год. Поскольку у него — или у нее — все еще не было земли, [285] маловероятно, что подобная свобода означала нечто большее, чем смену работодателя. Втор. 15, 13–14 расширяет первоначальный закон с помощью щедрого дара, который был примитивной формой пособия по безработице. О том, что рабство не обязательно было угнетающим, говорит закон, позволяющий рабам предпочесть безопасность их нынешнего местопребывания незащищенности свободы и потенциально менее благосклонного хозяина (Втор. 15, 16–17). Выбор остаться или уйти, тем не менее, всегда оставался за рабом, а не хозяином.

285

Как отмечалось ранее, слово «еврей» в законах об освобождении рабов в Исх. 21, 2–6 и Втор. 15, 12–18 скорее всего не просто синоним слова «израильтянин», но указывает на безземельную, безродную и зачастую не имеющую гражданства прослойку общества, распространенную по всему древнему Ближнему Востоку. Оно точно описывало состояние израильтян во время пребывания в Египте (Исх. 2, 11–13), а также Давида и окружавших его изгоев во время пребывания в земле Филистимской (1 Цар. 29, 3). Таким образом, еврейский раб, который после шести лет должен был получить свободу, был безземельным, и очень отличался от израильского землевладельца, заложившего землю из–за растущего долга, но который получал обратно свою землю и свободу в юбилейный (пятидесятый) год (Лев. 25, 39–41). Мою собственную позицию по этому отличию (которое продолжает оставаться спорным вопросом среди ученых) см. С. J. H. Wright, 'Every Seven Years in Israel'.