Око за око
Шрифт:
— Вы, конечно, сказали им, что болезнь, от которой они страдают, со временем пройдет, и они поправятся? — продолжал Дибнер.
— Да, сказал… первой группе, а потом тем, кто сменил их, когда они не смогли больше работать.
Никто не спорил с Ягером, когда он сообщил им заведомую ложь. Худые, измученные люди просто смотрели на него и молчали. И не верили ни единому его слову. Он их понимал.
Дибнер смущенно переступил с ноги на ногу. Как и Ягер, он был хорошим человеком, принадлежащим к нации, которая делала страшные вещи. Если ты не принимаешь в них участия, можешь сделать вид, что все
— Если мы не вынесем ядерное сырье, полковник Ягер, — сказал Дибнер, — мы, скорее всего, проиграем войну против ящеров, а при такой постановке вопроса этические доводы не имеют никакого значения. Мы сделаем все, чтобы забрать его.
Ягер повернулся к нему спиной и прошел несколько шагов вдоль парапета. Трудно возражать, когда тебе говорят о военной необходимости. А поражение в войне против ящеров грозит катастрофой не только Германии, но всему человечеству в целом. И тем не менее Ягер взял физика под руку.
— Знаете, профессор, вы должны понимать, о чем вы говорите. Идемте со мной.
Дибнер, крупный сильный человек, отшатнулся от Ягера и запротестовал:
— Меня не касаются проблемы, для решения которых вас сюда вызвали. Мое дело — ядерное сырье.
Ягер был ниже физика, но шире его в плечах и гораздо лучше тренирован, а кроме того, твердо решил настоять на своем. Он оттащил вяло сопротивлявшегося Дибнера от стены и повел его вниз, в недра крепости Гогентюбинген.
Оказавшись в подвалах замка, они словно попали в другой мир, забывший про свежий воздух и солнце, заливавшее стену, на которой они стояли несколько минут назад. Здесь царили сырость и мрак, где-то капала вода. С потолка сорвалась перепуганная летучая мышь и, дико вереща, промчалась между Ягером и Дибнером. Физик выругался и шарахнулся в сторону. Ягер больше не тащил его за собой, но тот все равно не отставал — офицеры умели заставлять окружающих подчиняться.
В мирное время в подвалах хранилась огромная бочка с 300 000 литрами отличнейшего бургундского вина. Она исчезла. Наверное, ее разрубили на дрова. Все свободное пространство занимали простые кровати, на которых спали пленные, доставлявшие уран из подземного хранилища.
— Фу! — с отвращением выдохнул Дибнер.
Ягер тоже поморщился; в подвале отвратительно воняло еще и потому, что туалетом здесь служили ведра, стоявшие в углу.
— Самой распространенной болезнью у этих людей является диарея, — сказал Ягер.
— Да, я знал, в принципе, — жалобно произнес Дибнер, и у Ягера возникло ощущение, что ученый привык иметь дело с абстрактными понятиями, а не с реальностью.
— Ах, так! — Ягер язвительно щелкнул каблуками. — А вам известны — в принципе, разумеется, — другие симптомы болезни, которую вызывает работа, выполняемая несчастными людьми, живущими здесь?
— Какие симптомы вы имеете в виду? — спросил физик. — Ожоги, которые возникают у того, кто дотрагивается до урана, выпадение волос,
— Вы все знаете, — холодно повторил Ягер. — Вот… посмотрите, что становится с реальными людьми, которые не имеют никакого отношения к абстрактным понятиям.
Мужчина с розовым треугольником на полосатой куртке кормил капустным супом — с ложки — еврея, который лежал на соломенном тюфяке и уже не мог самостоятельно подняться. Еврей закашлялся, его вырвало, и гомосексуалист слегка отклонился в сторону, чтобы тот его не запачкал, а потом, прикрыв блевотину тряпкой, принялся снова кормить несчастного.
— Так не должно быть, — напряженно проговорил Ягер. — Может быть, мы и в самом деле вынуждены использовать на таких работах приговоренных к смерти — как вы их называете, — но мы не имеем права делать их жизнь невыносимой, словно они превратились в скот.
Дибнер кивком показал на деревянные платформы, установленные по периметру подвала, — почему-то они напоминали Ягеру мостки на берегу озера или реки. На них стояли не спасатели в белых футболках и цветных плавках, а охранники в форме, касках и с автоматами в руках.
— Без надлежащего убеждения работа не будет сделана — а она должна быть сделана, — тихо проговорил физик. — Кстати, должен вам сказать: ни мы, ни охрана не находимся в полной безопасности.
— В каком смысле? — быстро спросил Ягер.
— А как вы думали, полковник? — ответил Дибнер. — Мы тоже — и охрана — подвергаемся воздействию радиоактивных веществ. В меньшей степени, чем пленные, конечно, но тем не менее. Я не знаю, какими будут последствия в дальнейшем, но сомневаюсь, что нас ждет что-нибудь хорошее. Мы покрыли крышу свинцом, чтобы ящеры не поняли, что мы собираем здесь радиоактивное вещество. То, что мы находимся рядом с Геттингеном, служит объяснением повышенного уровня радиации — а следовательно, до некоторой степени сбивает с толку разведку ящеров.
— Понятно, — сказал Ягер.
Он потер подбородок, вспоминая рейд, во время которого вместе с русскими и немцами украл у ящеров взрывчатый металл. А еще — как. проехал по Польше с долей металла, принадлежащей Германии и спрятанной в седельные сумки, выложенные изнутри свинцом. Что же он с собой сделал, находясь на службе у рейха?
Полученное Ягером классическое образование вызвало в памяти Прометея, укравшего у богов огонь, чтобы подарить его человечеству. Зевс приковал Прометея к скале, а орлы клевали его печень. Сегодня боги не часто являются людям, но Ягер пытался понять, что же грызет его изнутри.
Теэрц в отчаянии поднял глазные бугорки к небесам. Они оставались пустыми и безмолвными. Если так будет продолжаться и дальше, он либо умрет от голода, либо снова попадет в плен — правда, можно использовать последнюю пулю, оставшуюся в ниппонской винтовке.
Ему повезло, что его до сих пор не поймали. Поезд, в котором он ехал, сгорел. Большие Уроды, конечно, глупы, но не настолько, чтобы поверить в его гибель. Теэрц не сомневался, что они станут его искать.