Око за око
Шрифт:
— Я тоже, благородный адмирал, — проговорил Кирел. — По-видимому, он очень сильно испугался мощи вашего гнева.
Атвару показалось, что в словах Кирела он услышал завуалированную вежливостью критику своих действий. Возможно, ему следовало каким-то образом договориться со Страхой после того, как замысел капитана провалился? Но разве мог он так поступить и одновременно сохранить всю полноту власти, дарованной ему Императором? В любом случае, думать об этом сейчас — бессмысленно. Точнее, слишком поздно.
— Нам хотя бы удалось уничтожить челнок, на котором Страха совершил побег? — спросил
— Я… думаю, да, благородный адмирал, — осторожно проговорил Кирел. — Однако Большие Уроды продемонстрировали поразительные способности в области обмана… и потому я не могу быть уверен до конца.
— Надеюсь, мы его уничтожили, — сказал Атвар. — Дойчевиты уже вовсю стреляют в нас своими ракетами, но они небольшого радиуса действия да еще с плохой системой наведения — игрушки, не более того. Им не развить необходимой скорости, чтобы выйти на орбиту. Но если Большие Уроды получат настоящие ракетные двигатели, да еще ядерное оружие…
Атвар и Кирел в ужасе уставились друг на друга.
— В таком случае, благородный адмирал, — сказал Кирел, — риску подвергнется весь наш флот. Возможно, нам придется подумать об уничтожении Тосев-3 — ради собственного спасения.
— Да, мы спасем наш флот. А вы подумали о колонизационном флоте, который прибудет на не пригодную для жизни планету?
— А что будет с колонизационным флотом, когда его представители обнаружат планету, которая является базой Больших Уродов, обладающих ядерным оружием да еще путешествующих в космическом пространстве? — спросил Кирел.
Атвар с удовольствием ответил бы ему что-нибудь очень сердитое — если бы только нашел подходящие слова.
— Будем надеяться, что мы все-таки уничтожили челнок, — проговорил он наконец. — Это даст нам время довести до конца завоевание планеты — прежде чем тосевиты покорят космическое пространство.
Однако Атвар уже успел понять, что, когда имеешь дело с тосевитами, никогда нельзя знать наверняка, чего от них ждать.
Марш. Нье Хо-Т’ингу казалось, что он родился на ходу. И он был готов побиться об заклад на солидную сумму денег, что умрет тоже в пути. Если его смерть послужит делу пролетарской революции, он примет ее без сожаления. Впрочем, как и любой здоровый тридцатипятилетний человек, он совсем не спешил расставаться с жизнью — да еще в ближайшее время.
Он принимал участие в «Великом походе» [13] Мао, возглавив потрепанную дивизию коммунистической армии, которая бежала от контрреволюционных сил Чан Кайши [14] . Тот марш заслужил свое имя. Теперь Нье Хо-Т’инг командовал лишь горсткой людей, шагавших по северо-восточной дороге из Шанхая в Пекин. На первый взгляд, могло показаться, что его статус понизился. На самом деле не так. Он возглавил всёпартизанское сопротивление, боровшееся с чешуйчатыми дьяволами — и, когда возникала необходимость, с другими врагами революции.
13
«Великий поход» китайской коммунистической
14
Чан Кайши, китайский государственный деятель (1887–1975).
Нье Хо-Т’инг повернулся к своему заместителю Хсиа Шу-Тао и сказал:
— Самая трудная война, которая когда-либо велась в мире.
Хсиа что-то проворчал. Большой, сильный человек с широким суровым лицом, Хсиа мог служить образцом тупого грубого крестьянина. Природа наделила его низким, хриплым голосом, которым он не раз успешно пользовался — в сочетании со своей внешностью, — чтобы выбираться из неприятных ситуаций. Впрочем, назвать Хсиа Шу-Тао глупым было бы ошибкой. Рассмеявшись, он спросил:
— С какой еще стати? Только потому, что мы, маленькие чешуйчатые дьяволы, клика контрреволюционеров Чан Кайши и Гоминьдана, а также остатки армии империалистов из Японии — всетолчемся на одной и той же территории?
— Нет, не только. — Нье остановился на минутку, чтобы обмахнуться соломенной шляпой. Крестьянская одежда — шляпа, свободная черная рубашка, штаны, сандалии — лучше всего подходила для влажной жары китайского лета. — Если бы нам пришлось сражаться сразу с несколькими врагами, все было бы просто.
— Для вас — может быть, — ответил Хсиа Шу-Тао, который так часто играл роль глупого простака, что почти убедил себя в том, что является им на самом деле.
— Я говорю совершенно серьезно, — ответил Нье Хо-Т’инг. — Эта война напоминает паучью сеть, паутина соединяет все силы между собой, а иногда, пересекаясь, нити склеиваются. Вот смотрите: Гоминьдан сотрудничает с нами в борьбе против чешуйчатых дьяволов, но иногда предает нас врагу. Способность узнать, как они себя поведут в каждый данный момент, играет огромную роль — от нее порой зависит жизнь или смерть, успех или поражение сил прогресса.
— Мы и сами пару раз сдавали их маленьким дьяволам, — улыбнувшись приятным воспоминаниям, заметил Хсиа Шу-Тао.
— Вот именно, и потому они точно так же не доверяют нам. Но иногда мы сотрудничаем с ними и с японцами и привлекаем на свою сторону самых неожиданных союзников, — ответил Нье.
— Вы имеете в виду того иностранного дьявола, американца? — спросил Хсиа. — Да, он оказался очень даже полезным. Я еще никогда не видел человека, который так здорово умел бы бросать… Вы помните его имя?
— Бобби Фьоре, — ответил Нье, старательно выговаривая чужие звуки. — Без его помощи нам, возможно, не удалось бы спастись после того, как мы прикончили того чешуйчатого дьявола в Шанхае. Жаль, что его убили. Он мог бы научить своему искусству наших людей.
— Разумеется, он был реакционером, — заявил Хсиа.
— Разумеется, — согласился с ним Нье Хо-Т’инг. — И развратником.
Бобби Фьоре чрезвычайно активно пользовался услугами девушек из шанхайского борделя, в котором Нье устроил штаб по подготовке нападения на официального представителя чешуйчатых дьяволов. Как и большинство его товарищей-коммунистов, он смотрел на такую свободу нравов с возмущением. Но он был прагматиком.