Околдованная
Шрифт:
Я прошла весь этот путь не для того, чтобы остановиться в последний момент.
Приняв решение, прикладываю ладонь к прохладному мрамору.
Закрываю глаза, глубоко вдыхаю и концентрирую силу.
– Чары с крышкой убери. Покажи, что там внутри.
Магия вырывается из меня, разрубая последние укрывающие гроб заклятья. Бледно-оранжевые струйки обвивают каменную крышку. В зловещей тишине моя сила поднимает резную плиту в воздух и сдвигает в сторону подальше от саркофага. Потом роняет.
БУМ!
Ударяясь
Когда пыль и магия оседают, заглядываю в открытый саркофаг, и сердце мое заходится.
Внутри лежит человек. Мужчина. Потрясающий, безупречный мужчина.
Это не мумия – и даже не свежий труп. Дыхание не поднимает его грудь, но оливкового оттенка кожа выглядит румяной, зацелованной солнцем. Как будто он долго загорал и зашел сюда отдохнуть. Однако, если бы все было так просто, он бы уже проснулся.
Даже спящий, этот незнакомец – самый обворожительный человек, какого я только видела. Я смотрю на его высокие острые скулы, на нос с небольшой горбинкой. Жесткие черные волосы чуточку вьются возле ушей, а его губы… абсолютно уверена, что эти полные, четко очерченные губы созданы для того, чтобы разбивать девичьи сердца.
А от уголка левого глаза к уху тянется жуткий шрам, резко спускающийся потом к краешку подбородка.
Мемнон выглядит крутым парнем. Горячим, жестоким, нереально крутым парнем.
Я продолжаю смотреть, и сердце мое колотится все быстрее и громче. Что-то происходит внутри меня, что-то, никак не связанное с опасной красотой этого мужчины.
Магия собирается в сердце. Это ощущение такое острое, такое утробное, что мне приходится прижать дрожащую руку к груди, чтобы немного унять бешеное биение.
Перевожу взгляд на широкую грудь Мемнона, покрытую чешуйчатой броней. В отличие от тела, доспехи на спящем кажутся хрупкими и потускневшими. С кожаными штанами и сапогами дела обстоят еще хуже, местами одежда полностью сгнила. Туника под доспехами практически истлела. Только кинжал на поясе выглядит прилично – и еще золотые кольца на пальцах.
Любовь моя…
У меня перехватывает дыхание, такая нежность звучит в этом голосе. Уверена, что предназначена она не мне, но я все равно тронута.
Смотрю на него – и чувствую странную тоску, страстное желание, чувствую, будто сердце мое разбивается и лепится заново.
Поднимаю руку, тянусь к нему. Какая бы сила ни привела меня сюда, сейчас я отчаянно хочу одного – прикоснуться к этому человеку. Мемнону Проклятому.
Освободи его, – шепчет мой разум. – Пробуди от его смертного – или бессмертного? – сна.
Рука замирает в волоске от лица Мемнона. На миг я прихожу в себя. Но тут же снова попадаю под чары этого места и окружающей нас магии. Осторожно дотрагиваюсь кончиком пальца до краешка
И едва не кричу, когда кожа под моими пальцами подается. От нее исходит ледяной холод смерти, но она упругая, как живая кожа.
Медленно, медленно веду пальцем по шраму, к уху, потом вниз, к подбородку. Касаюсь темных волос, и сердце мое пронзает дикая боль. Страшная, безумная боль.
Освободи меня… маленькая ведьма… пожалуйста…
Звук его голоса лишь обостряет муку.
Как долго я ждал… тебя… лишь тебя…
Кладу ладонь на щеку мужчины, не обращая внимания на то, что чернильная магия заполняет комнату, и на тоненький голосок в моей голове, кричащий, чтобы я бежала отсюда, бежала со всех ног.
Я не бегу. Я резко втягиваю воздух и произношу одно слово. Приказ. На том самом языке, что окружает нас.
– Obat’iwavak.
«Пробудись».
Глава 7
Ветер проносится по комнате, едва не гася факелы. Раздается крик, и совсем другой голос наполняет комнату.
Что ты наделала? – воет он.
Отдергиваю руку от щеки мужчины, смаргиваю странное оцепенение, не отпускавшее меня с тех пор, как разбился мой самолет.
Что я делаю?
Прежде, чем я успеваю найти ответ, глаза мужчины резко открываются.
Отшатываюсь, зажимаю рукой рот, глуша крик.
Его радужки очень красивого коричневого оттенка – темные по краям, светлые, как бурбон, посередине. Он видит меня, и зрачки его расширяются.
Мемнон глубоко вдыхает, грудь его наконец вздымается. Несколько чешуек доспехов соскальзывают и падают на пол.
– Роксилана, – выдыхает мужчина, все еще глядя на меня.
От его голоса у меня перехватывает дыхание. Он больше не гулок, не бестелесен, он грубее и человечнее, что делает его еще более проникновенным.
Если бы желание было звуком, то только таким.
Его глаза словно пожирают меня.
– Ты нашла меня. Спасла.
Он все еще говорит на том языке, на котором сделаны надписи на стенах. Не знаю, что это за язык, не знаю, почему я понимаю его.
Мемнон садится, и еще десятки металлических чешуек падают с его груди.
Делаю шаг назад, потом другой.
Он кладет руки на край каменного гроба и поднимается.
О, Великая Богиня, он выходит.
Одним стремительным движением он выбирается из саркофага. Истлевшая одежда соскальзывает с его тела, чешуйчатая броня падает на пол звонким дождем.