Околдованная
Шрифт:
Он помолчал одно мгновение.
— И все же ты пришла?
Его голос звучал почти агрессивно. Силье поежилась, словно пытаясь сжаться.
— Вы никогда не сделали мне ничего плохого, — сказала она тихо. — Кроме того, вы сказали, что нуждаетесь во мне.
— Я сказал? Это было безумно с моей стороны. И так же безумно с твоей придти сюда.
Силье хотела узнать, почему, но не решилась спросить об этом вслух. Она пыталась скрыть свое разочарование и обиду.
— Мне нужно поговорить с вами сейчас. Все стало так трудно
— Это, пожалуй, лучше всего. Но сначала ты должна перестать называть меня господином. Ты же теперь знаешь мое имя и знаешь, что я никакой не господин.
Вокруг стояла ничем не нарушаемая тишина… Но вдруг лес расступился, и взору Силье предстала маленькая хижина, иссеченная непогодой и солнцем. Дымок все еще клубился через отверстие в крыше. Он открыл дверь, она нагнулась и вошла. Когда дверь за ними закрылась, у них возникло особое настроение, которое она не могла объяснить. Она назвала бы его доверительностью.
Это была курная избушка с очагом посреди пола, то, к чему она привыкла дома. Лишь у Бенедикта она попала в более благоустроенное жилье. Господская усадьба, где работал ее отец, в расчет не бралась. Она принадлежала людям, стоявшим так высоко над Силье и ей подобными, что это были как бы два разных мира. Здесь же все было устроено по-старинному. Вдоль стен стояли скамьи, простые шкафы и короткая встроенная кровать… Дым очага собирался под крышей и выходил наружу через отверстие, которое было также единственным отверстием, пропускавшим свет. Оно закрывалось тонкой кожей какого-то животного и сейчас было приоткрыто. Поперек хижины, под крышей была единственная балка, на которой висел на цепочке котел.
Силье протянула замерзшие руки к огню. Чуть помедлив, он взял у нее бархатный плащ и повесил его сушить, внизу плащ был влажным от снега.
— А твои сапоги?
— Они плотно сидят. Я их лучше оставлю на себе. Она говорила тихим неуверенным голосом, опасаясь перемены его настроения. Он кивнул и предложил ей сесть на самую широкую скамью, покрытую овечьими шкурами. Сам он сел на скамью по другую сторону очага.
— Вы не хотите съесть что-нибудь из сундучка? — спросила она.
Его голос звучал по-прежнему сурово:
— Спасибо. Позже. Сначала я хочу поговорить с тобой. — Он поставил на огонь котелок с водой, что бы они могли выпить что-нибудь горячее. Силье не могла не удивляться настроению, установившемуся в этом помещении. Или… Может быть, она не так уж была удивлена? Она же знала, что причина в большой степени заключается в ней самой. — Мне кажется, я просил тебя говорить мне «ты», — сказал он, садясь.
Она наклонила голову.
— Я не думаю, что смогу. Это было бы самонадеянно с моей стороны. Кроме того, я этого не хочу.
— Значит, ты хочешь держаться на расстоянии?
— Это расстояние вряд ли может преодолеть маленькое слово.
Не глядя на него, она чувствовала его вопросительный взгляд. Вдруг он спросил:
— Что ты думаешь обо мне, Силье? Ты веришь, что я… Тенгель Злой?
Она испытующе смотрела на него через языки пламени. Он сидел спиной к стене, положив руки на согнутые колени. Его лицо в колеблющемся свете очага казалось демоническим.
— Я не могу этому верить, — сказала она задумчиво. — Это кажется таким невероятным. А вы такой… теплый! Но я, действительно, много в вас не понимаю, господин.
Он горько улыбнулся.
— Я могу себе это живо представить. Ты можешь выслушать мою историю? Историю Людей Льда?
— Для этого я и пришла сюда, — сказала она с детской серьезностью. — Да и к тому же я боялась, что вы голодаете.
— Привидение не голодает. Значит, ты не верила в то, что я Тенгель Злой?
— Нет, нет, я не верила.
— Я не являюсь им, — сказал он взволнованно. — О, как люди могут верить в такое?
— Вы знаете… — начала она, но почувствовала себя неуверенно. — Нет, впрочем, ничего.
— Да, — сказал он строго. — Не начинай чего-то, не заканчивая этого!
На мгновение ее захлестнули необузданные мысли о последнем сновидении. Что, если бы она попробовала сбить его ярость, раздевшись с отчаяния, — она так поступила перед мужчинами в том кошмарном сне… Что бы он тогда сказал? Бросил бы ее головой в снег, возможно, испытывая глубокое презрение и отвращение. Ведь сны — это только результаты собственных желаний.
— Нет, это просто мое глупое ощущение, — извинилась она и быстро перевела разговор на то, о чем она, собственно, собиралась говорить. — Совершенно сумасбродное ощущение. Ощущение, что это и есть то, чего я ждала всю мою жизнь.
— Услышать историю Людей Льда? — спросил он скептически.
Она огорчилась.
— Теперь вы поднимаете меня на смех, господин, и я понимаю, что сделала ошибку.
— Скажи тогда, что ты имела в виду? — сказал он нетерпеливо.
Силье сказала подавленно:
— Я только имела в виду чувствовать близость с единомышленником, с тем, кто понимает, так, чтобы не нужно было бояться выдать себя. Знать, что все, что говорит один, хорошо принимается тем, кому доверился. Простите мне мою самонадеянность, вы, бесспорно, не чувствуете ничего общего со мной, я теперь пойду…
Она встала, не смея глядеть на него.
— Сядь! — почти прорычал он. — Ты будешь слушать или нет?
— Да, спасибо, — испуганно вырвалось у нее.
— А теперь оставь свои выдумки!
Он немного подождал, словно чтобы дать время для восстановления душевного равновесия.
— Ты хочешь услышать все? С самого начала?
— Да, спасибо.
— Тебе не нужно шептать. Ты похожа на птенца перед змеей. Ох, я не знаю, как начать. Я никогда раньше никому не рассказывал эту проклятую историю.