Околдованная
Шрифт:
— Войдите, — послышался голос Тенгеля.
В нем было что-то чужое. Но уже то, что она услышала его, всколыхнуло ее чувства. Теперь она поняла, как огорчалась из-за того, что он так долго не появлялся. Она вошла осторожно, немного опасаясь того, что он рассердится и назовет ее навязчивой. Может быть, он просто хотел держаться подальше и ждал того же от нее.
— Силье! — воскликнул он охрипшим голосом и привстал на кровати. — А я здесь лежу — и какой у меня беспорядок!
Он беспокоился за то, как ей здесь покажется! Силье
— Но, Тенгель, мне, пожалуй, все равно, какой у тебя порядок. Ты же очень хорошо знаешь, что сама я не чистюля. Но ты живешь в сарае, и это гораздо хуже. Здесь бревна даже не прилегают вплотную, и я могу смотреть сквозь щели.
— Я пытался законопатить щели паклей и мхом, — сказал он хрипловатым голосом. — Но их так много.
Она была напугана его видом. Он казался слабым. Любимое лицо так изменилось, тени под глазами и на щеках стали гораздо темнее, чем обычно.
— Ты болен, — сказала Силье, сильно встревоженная, и села на край кровати. Она почувствовала, что у него жар. — Почему ты ничего не сказал?
Он отвернул лицо.
— Не сиди так близко, Силье, я выгляжу ужасно. Рядом с тобой я хочу быть красивым.
— Не болтай глупости, дурачок! — улыбнулась она. — Ты давно болеешь?
— В тот день, когда посетил тебя Хемминг, я был так взбудоражен и растерян, что отправился побродить в горы. Я ходил весь вечер. Это кончилось тем, что я провалился под лед на реке и лежал в ледяной воде, — сказал он, громко кашляя.
— Ты же мог умереть! — вырвалось у Силье.
— Да. Никогда в своей жизни я не чувствовал себя таким покинутым, даже Богом. И к тому же ты рассердилась за то, что я дрался. — Он вынужден был остановиться из-за нового приступа кашля. — Но я хотел увидеть тебя, пусть хотя бы еще один раз. Поэтому я снова выкарабкался. Но на следующее утро я не смог встать с постели.
— Слава Богу, что ты, по крайней мере, добрался сюда, — бормотала она. — Как ты сейчас чувствуешь себя?
— Я думаю, лучше. Но у меня словно совсем нет сил.
Силье просунула руку под его рубашку и положила ладонь на волосатую грудь. Совершенно непроизвольно она слегка вздрогнула. Силье почувствовала, как под ее рукой билось его сердце, и пыталась сосредоточиться на этом, а не думать об ответе ее собственного тела.
— Да, я еще немного болен, — прошептал он устало. — Я пытался сам себя лечить, но…
— Но тебе требуется тепло, — закончила Силье. — Здесь же страшно холодно. И тебе нужна питательная еда. Теперь ты переберешься ко мне, и я не хочу слушать никаких возражений!
— Да, я, во всяком случае, сейчас не опасен для тебя, — сказал он, слегка улыбнувшись, и устало опустился в кровать.
— Твой конь… что с ним?
— В моих мыслях он был всегда на втором месте. Я почти ползал в конюшню, чтобы ухаживать за ним.
— Хорошо, значит, сейчас ты влезешь на него. А кто был на первом месте?
— Ну, сейчас ты напрашиваешься на… Ты уже получила ответ.
Ее сердце билось от радости. Наконец-то он согласился придти к ней! И она, конечно, позаботится о том, чтобы не откладывать с зачатием ребенка. Она просто удивлялась самой себе — какой она стала волевой! Или, может быть, она всегда была такой? Может быть, ее воля была просто скована слишком строгим воспитанием? На этот счет у нее возникло подозрение.
До сих пор она не осмеливалась признаться самой себе, что давно приняла решение. Старая Ханна обещала ей ребенка. Силье хотела добиться того, чтобы это был ребенок Тенгеля и ничей другой! Злое наследие не пугало ее. Если бы все были такими, как Тенгель — чего тогда бояться?
Тенгель сидел на коне прямо, словно аршин проглотил. Однако он не мог держать голову высоко поднятой, она клонилась вперед, будто он спал сидя. Силье шла рядом и вела лошадь под уздцы. Она была так счастлива, что это напоминало триумфальное шествие. Когда они поравнялись с домом Элдрид, Силье громко окликнула ее. Элдрид вышла из дома с детьми, и они вместе продолжали путь до хутора.
Тенгель лежал на кровати Силье и смотрел блестящими глазами, как они стелили для него постель в парадной комнате. Суль, как и остальные, радовалась его приходу. Силье готова была отдать ему все лучшее, что имела. Она готовила еду и убиралась в комнатах и была лихорадочно счастлива. От всего этого у Тенгеля стоял ком в горле. Он не привык жить с кем-то вместе, никто никогда так не ухаживал за ним. Он привык к тому, что никто не хотел его.
При любовном уходе Силье он начал медленно поправляться. Все радовались его выздоровлению. Суль была в восторге и каждое утро залезала к нему в постель. Даже Даг, казалось, что-то понимал. Он улыбался Тенгелю, показывая два своих зуба.
Силье казалось, что жизнь стала совершенной. Она всячески возилась с Тенгелем. Она стала почти домовитой, стараясь приготовить ему наилучшую еду, какую только могла. Всякий раз, когда Элдрид навещала их, она не могла про себя не улыбнуться.
— Ты заслужил, чтобы тебя немного побаловали, Тенгель, — говорила она. — Твоя жизнь была холодной и лишенной нежности. Ты мог бы переехать сюда уже давно.
Он не отвечал. Но ему было чудесно, это было очевидно. Разве, находясь среди таких сердечных людей, возможно было стать каким-то другим, а не добрым?
Они получили известие, что Хемминг покинул долину, как только открылась дорога. Как они поняли, он был слишком обижен отказом Силье и тем, как с ним обошлись после этого. Тенгелю это не понравилось, достаточно было взглянуть на его нахмуренный лоб. Он объяснил ей, что постоянно испытывал страх, когда Хемминг был за пределами долины. Такого сорвиголову могли легко арестовать, и не всегда находилась какая-нибудь Силье, чтобы спасти его. А если Хемминга будут пытать, то он предаст собственную семью, чтобы спасти свою шкуру.