Окончательный расчет
Шрифт:
И так же внезапно, как появилась, эта жительница позапрошлого века шагнула назад на подворье и захлопнула перед носом Померанцева ворота.
Дом Шмеля, двухэтажный и с двускатной крышей, и впрямь требовал ремонта. Об этом буквально вопили и осевшие серые бревна, из которых он был сложен, и навечно распахнутая калитка наполовину обвалившегося забора, и заросший толстенным мхом фундамент. Однако на окнах первого этажа имелись шторы, в данный момент плотно сдвинутые, дверь была, как убедился Померанцев, крепко заперта, а от ворот к ней вела вполне приличная, выложенная кирпичом дорожка.
Обойдя строение вокруг,
Померанцев задумчиво оглядел пристройку, замок потрогал, убедившись, что он не только новенький, но и тщательно смазанный. Затем так же внимательно обследовал просторный двор. Окрестности его вполне устроили: во-первых, удобный каменистый подъезд со стороны шоссе. Во-вторых, пустующие соседние дома с заколоченными ставнями. И, наконец, густые заросли бузины и осины, делавшие всю эту довольно широкую улочку похожей на лесную аллею.
— Замечательно… — пробурчал Померанцев себе под нос и, сделав пару пометок в записной книжке, двинулся к Денисовому «лексусу», который оставил неподалеку.
Мозолевский слегка отхлебнул из бокала любимого им мартини и незаметно кинул на Женю, сидевшую напротив него, пристальный взгляд, отметив, что за считанные дни его бывшая любовница удивительно подурнела. Неужели из-за любви к нему?.. Роман ощутил в душе что-то похожее на удовлетворение и поставил бокал на стол.
Евгения Петровна Шмелева за последние несколько дней и впрямь сдала: смуглая, гладкая, всегда ухоженная кожа потускнела и приобрела желтоватый оттенок, под глазами обозначилась легкая, но отчетливая сеточка морщин. Жене понадобилось двое суток для того, чтобы понять, в какую ужасную ситуацию она попала… Злость, отчаяние, ненависть и страх попеременно вспыхивали в ее душе с того момента, как стала очевидной вся глубина унижения, которой подверг ее этот сопляк, этот юный московский бандит (единственное, в чем Женя не сомневалась), кинувший ее как последнюю дуру… Именно дурой, законченной идиоткой она и была, доверившись, в сущности, первому встречному, о котором на самом деле ничего не знала — несмотря то что «познакомилась» с его мамашей… Да и с мамашей ли?! И как ловко увел сберкнижку!
Но самым страшным было даже не это. Все последние дни Евгения Петровна мучительно старалась припомнить их с Альбертом разговоры. Что именно и когда она сказала проклятому «ангелочку» из того, говорить чего вовсе не следовало?.. Хорошей памятью Женя не отличалась даже в школе, не то что теперь. И единственное, что она понимала четко, — над «Щитом» вообще и над ее мужем Василием в частности нависла опасность. Смертельная! А раз так — то и над ней, Женей, тоже… Еще ужаснее было то, что даже предупредить Василия или того же Мозолевского о грядущей беде она не могла: Женя и под пытками не созналась бы ни мужу, ни своему бывшему Ромео не только в том, что позволила себе завести любовника, но главное — в том,
Впрочем, некоторые варианты Женя была в состоянии прикинуть и сама. И было их предостаточно: «мокруха», оказавшаяся неугодной кому-то, кто был куда круче Шмеля с Мозолевским. Деньги, которые они, вместо того чтобы отстегнуть заинтересованным людям, оставили себе… Ну и еще парочка столь же чреватых неприятностями ситуаций.
Женя с большим трудом вернулась к реальности и, поймав взгляд Мозолевского, заставила себя презрительно улыбнуться и пожать плечами:
— Ну и чего тебе от меня надо?.. — поинтересовалась она сквозь зубы. — По-моему, говорить нам не о чем, не находишь?
Роман улыбнулся и покачал головой:
— А по-моему, молодой любовник действует на тебя нелучшим образом, выглядишь утомленной. — Он всегда считал, что атака действительно лучший способ защиты. Однако совсем не ожидал той ярости, которой полыхнули в ответ Женины глаза.
— Еще слово — и я встану и уйду! — Она залпом проглотила почти полбокала. — Слышишь, ты?! Еще смеешь после всего говорить о моихлюбовниках?!
Мозолевский слегка опешил, но тут же взял себя в руки:
— Солнце мое, — голос его был холоден и сух, — по-моему, ты что-то спутала: я не тот, кто клялся тебе в вечной любви и верности перед алтарем! Да и мало ли какие капризы могут быть у холостого мужчины?.. Мудрые женщины закрывают на это глаза, а не пускают по следу якобы возлюбленного грязных шпионов… Кстати, узнаю, кто тебе оказал эту, с позволения сказать, услугу — пристрелю собственными руками!
— Если я в чем и не сомневаюсь, — прищурилась Женя, — так это в твоей способности пристреливать собственными руками.
Теперь ярость вспыхнула в глазах Мозолевского, но всего на мгновение.
— Лестно! — Его тут же появившаяся улыбка куда больше напоминала собачий оскал. — Надо полагать, что и к своему Шмелю ты в этой связи относишься с тем же почтением!..
— Что ты хочешь этим сказать? — Она с наигранным безразличием на этот раз неторопливо отхлебнула из своего бокала.
— Вообще-то, — процедил Роман, — разговор не для ресторанного застолья, однако скажу: чем реже ты, Женечка, будешь впредь открывать свой очаровательный ротик, тем лучше для твоего супруга, от которого, если память мне не изменяет, зависит все твое благополучие!.. Или твой новый хахаль будет побогаче нас со Шмелем?..
— Во всяком случае, покруче. — Евгения Петровна уже полностью овладела собой, в чем ей немало помог мартини. — Московские вообще покруче северотуринских!
Она с удовлетворением отметила, что Роман слегка побледнел от ярости. Однако держать себя в руках он умел.
— Ага… Следовательно, твой нынешний из столичных… Надеюсь, у тебя хватит ума не вякнуть ему ничего лишнего, Женечка, а то ненароком всякое может случиться…
— Ты ему угрожаешь? — Женя фыркнула и подняла одну бровь, демонстрируя одновременно и легкое удивление, и безразличие к данному факту. — Или, возможно, мне?..