Окрась это в черное
Шрифт:
– Потому что я боюсь, Соня. Боюсь умирать в одиночестве. И я хочу, чтобы в этот момент вы были со мной.
Соня сама не знала, почему согласилась сопроводить Панглосса в некрополь.
В великих городах есть несколько некрополей, как и в некоторых городах, когда-то бывших великими. Все это – священная территория для Притворщиков, какой бы породы они ни были. Соня знала, что в Нью-Йорке такое место есть, хотя понятия не имела где.
– К нему можно попасть только по туннелям, смежным с туннелями подземки, – объяснил Панглосс. – Есть один
По поведению слуг Панглосса было ясно, как им не нравится мысль, что хозяин отправляется на кладбище слонов. Они возбужденно переговаривались, настороженно разглядывая Соню. Она никогда не любила ренфилдов. У них было свое назначение, но Соня не понимала, зачем вампирам окружать себя слугами, которые по сути – просто наркоманы. У ренфилдов было привыкание к вампирам и невозможный дар выслеживать нежить – это не говоря уже об их стремлении к самоуничтожению. Почти все они были сенситивами того или иного рода и находились в тяжелой зависимости от хозяев в том, что поддерживало в них жизнь, будь то наркотики, секс, боль или подобие здравого рассудка.
Но сейчас, когда они суетились возле умирающего хозяина, как мотыльки над гаснущим пламенем, Соня начала понимать. Вампиры все свое существование только берут у других – будь то кровь или парапсихическая энергия живых. Им были нужны другие, а ренфилды давали им возможность ощущать, каково это – быть нужным.
– Умоляю вас, хозяин, пересмотрите свое решение, – шептал ренфилд, который встречал Соню и Дзена у лифта, и голос его был полон слез.
– Нечего откладывать, – ответил Панглосс, с трудом вставая из кресла. – Я слишком далеко уже зашел, чтобы возвращаться.
Он попытался шагнуть вперед и чуть не упал. Соня протянула руку и поддержала его за локоть.
– Хозяин, но что будет с нами? Как будем мы без вас?
– Вы будете жить в этом мире по своему усмотрению, так же свободно, как и прежде, – вздохнул Панглосс. – Соня, нам пора.
В здании находились два подвала. В первом было чисто и светло, стояли мусорные баки и платные стиральные машины для жильцов. Во втором – темно и сыро, воняло застарелой плесенью и крысиной мочой. Спуститься туда можно было только на специальном лифте из пентхауза.
Соня придерживала Панглосса за локоть, помогая идти среди груд плесневеющих газет и паровых труб прошлого столетия. Он показал на узкую и низкую железную дверь. Странные руны были вырезаны на ней, головоломным шрифтом языка Притворщиков. Из кармана халата Панглосс вынул ключ и протянул Соне.
Она вставила его в скважину и повернула. Дверь отворилась со скрипом, и сброшенной паутины хватило бы на снасти приличной шхуны. Пахнуло слежавшейся землей и стоячей водой; вдали слышался рокот подземки. Длинные неухоженные ногти Панглосса вонзились Соне в кожу, но она ничего не сказала.
Туннель выводил из подвала дома Панглосса в лабиринты городских коммуникаций. Этот очень древний туннель был укреплен сгнившими бревнами и облицован огромными глыбами природного камня. Соня вспомнила о том, как закладывался фундамент Бруклинского моста – в сотнях футов под водой, в примитивных кессонах. Тем, кто прокладывал эти туннели, такие
Туннель вдруг затрясся, обрушивая на головы водопады земли и извести. Насколько поняла Соня, сейчас они проходили под шестой линией подземки. Панглосс показал на каменные ступени, истертые несметным числом ног, – ступени уводили вверх. Лестница была такой узкой и тесной, что Соне пришлось поставить Панглосса впереди себя и придерживать его руками за спину и бедра, страхуя от падения. Подъем был медленный и мучительный, но наконец показалась еще одна старинная железная дверь. Панглосс ее открыл, и два вампира оказались в вестибюле станции Гранд-Сентрал.
Никто и не заметил, как они вышли из запертой двери технического чулана. Панглосс, шаркая, шел по вестибюлю, опираясь на руку Сони. За то время, что они вышли из его логова, он еще сильнее постарел. Спина полностью согнулась, голова торчала из плеч вперед, как у черепахи. Соня не сомневалась, что их сейчас заметят – по крайней мере кто-нибудь из смотрителей предложит кресло на колесах для столь старого и больного человека. Но тут она заметила, что, хотя люди смотрят прямо на них, никто их не видит – они идут в мертвой зоне людской восприимчивости. Сам того не осознавая, Панглосс прикрыл их обоих чарами. Пусть тело старого вампира уже распадалось, но парапсихические возможности были не слабее обычного – если не сильнее.
Спускаясь на одну из нижних платформ, Панглосс вдруг покачнулся и упал на колено. Никто вроде бы не заметил. Соня помогла Панглоссу встать, но было понятно, что коленная чашечка у него распалась.
– Боюсь, – просипел Панглосс, – что отсюда вам придется меня нести. Я хотел прийти к смерти на своих ногах, но, кажется, слишком долго откладывал...
Соня подхватила его на руки – он весил не больше охапки сухих листьев. Она даже боялась его сдавить слишком сильно, чтобы он не раскрошился, как мел.
Панглосс показал в туннель, и Соня сошла с платформы на рельсы. Туннель был освещен редкими лампочками, спрятанными в нишах для рабочих. Кирпичный свод потемнел за десятки лет от сажи, стены усеяли граффити. Сзади загрохотал поезд, и Соня отступила в нишу, пропуская грохочущие освещенные окна. Какая-то старуха в очках-катафотах ахнула, глянула на них на долю мгновения – и исчезла.
Еще через несколько ярдов открылся служебный тоннель, и Панглосс показал Соне – туда. Пол был усыпан использованными презервативами, сломанными шприцами и битым стеклом пустых бутылок. Панглосс протянул руку и нажал на кирпич в стене. Послышался скрежет камня о камень, и стена отъехала в сторону.
– Поторопитесь, – шепнул Панглосс. – В этих туннелях множество бездомных и прочих отбросов общества. Они не должны видеть этот вход – или не должны после этого жить.
Соня прошмыгнула в проем, и стена встала на место. Впереди снова показались древние ступени, штопором уходящие в землю. На площадке не было света, не было даже признаков, что он здесь может бывать. И все же в этой чернильной тьме глаза Сони видели превосходно. Она невозмутимо пошла вниз.
Панглосс желтыми кривыми когтями вцеплялся в свой халат, голос его был тонок и непрочен, как паутина.