Окрась это в черное
Шрифт:
Дьяволица-богиня рассмеялась и стала танцевать, ритмично поводя четырьмя руками. Морган встал на дыбы и плюнул ядом ей в глаза, но она закрылась щитом.
– От меня нет защиты, милый отец, – прозвенел ее голос. – Я – Сразительница Мертвых.
Морган снова ударил, стараясь всадить клыки в бедро демоницы, но она слишком быстро для него двигалась. Петля обвила шею Моргана и резко затянулась. Он шипел и дергался, извиваясь всем телом, хлеща, как бич.
– Долго я рождалась, милый мой отец, – произнес хор. – А рождение вызывает голод. Пришла пора еды.
Дьяволица аккуратно отложила прочь все оружие, не выпуская голову змеи. Морган визжал, шипел и дергался изо всех сил, но из петли спасения не было. Темнокожая разрушительница облизала губы длинным красным языком, и глаза ее сверкали, как полированные черепа. Она вонзила клыки в шею пленника, и раздался довольный хруст.
Любой, кто увидел бы их сейчас, принял бы за любовников в страстном объятии. И в каком-то смысле это было бы правдой. Но если приглядеться поближе, видна была бы потрескивающая оболочка лилово-черной энергии вокруг этой пары, подобная огням св. Эльма, и еще видно было бы, как аура вокруг Моргана начинает дрожать и бледнеть, а Сонина аура пульсирует ударным ритмом.
Соня открыла глаза и увидела перед собой мертвое лицо. Иллюзия жизни, которую Морган поддерживал столько веков, оставила его. Кожа имела вид и структуру пергамента. Когда-то темные волосы побелели, стали клочковатыми, как у собаки в парше. Мясо отваливалось от костей, оставляя лишь темную оболочку, жалкое пугало с клыками. Но хотя он выглядел как древняя мумия, глаза все еще горели краденой жизнью.
– Хватит, – выдавил он. – Пожалуйста...
– Нет, – ответила она голосом чернокожей дьяволицы-богини. – Еще. Мне нужно еще. Отдай мне химеру. Отдай мне твою любовь.
Морган поднял руку-палочку в слабой попытке остановить ее, но бесполезно. Соня вонзила клыки в то, что осталось у Моргана от горла. Лорд вампиров взвизгнул, темный огонь полыхнул из его глаз и ушей – мозг его взорвался. Соня продолжала пить, не замечая, как дергаются конечности Моргана, втягиваясь сами в себя, исчезая в рукавах и штанинах. Лишь когда стало больше нечего пить, она бросила его.
То, что осталось от Моргана, лежало у ее ног в груде одежды. Оно было похоже на гибрид сушеной обезьяны и окаменевшего зародыша; обесцвеченная кожа туго обтянула хрупкие кости. Хотя Соня высосала из него семьсот пятьдесят три года украденной энергии, тварь еще продолжала цепляться за подобие жизни. Она подняла огромную голову на стебельке шеи и огляделась слепыми глазами; сухие кости стучали, как деревяшки марионетки.
– Прости меня! – пискнула тварь.
Соня опустила каблук на череп куклы, раздавив ее как перегоревшую лампочку, и переступила через жалкие останки твари, что создала ее. Потом взобралась на перила смотровой площадки. Руки Сони пылали черным огнем с кружевами алых язычков. Энергия, отнятая у Моргана, гудела по жилам, наполняя Соню эйфорией.
Тело ее дрожало камертоном, насыщенное невероятным приходом – силой жизни, украденной у нежити. Мощь Моргана пульсировала в теле, усиленная отрицательной энергией, висевшей над городом клубами дыма. Соня протянула ментальные щупальца и отозвала безумие, сотрясающее город. Ветер усилился так, что телевышка стонала, как больной старик. Соня усмехнулась и взметнула руки вверх, будто желая обнять звезды. И шагнула в пустой воздух.
Она призвала к себе ветры, и они пришли, понесли ее, будто сухой лист. Она смеялась от радости как ребенок на качелях, раскинула руки, уходя штопором в ночное небо. Она летела и летела, не замечая оглушенного и перепуганного народа, истекающего кровью внизу на улицах. Люди, выгнанные огнем из домов, толпились в открытых парках, ожидая солнца. Те, кто отважился глянуть вверх, видели женский силуэт, летящий по небу, и быстро отводили глаза.
Соня рванулась вверх, выше самых высоких зданий, как парашютист, только наоборот. Так завела ее гудящая в ней энергия, что ей было все равно, кто ее видит. После многих лет невежества и страха она узнала, наконец, кто она и что она. Сегодня был сделан последний шаг в ее создании. Эволюция ее завершилась. Она – Гневная. Потрясательница. Та, Кого Нельзя Отвергнуть. Она – Последний Хищник: вампир, который питается вампирами.
Королева Кошмаров запела песнь победы, стуча мечом по щиту и танцуя над телом поверженного врага. Чем быстрее танцевала она, тем сильнее разгорался окружавший ее черный огонь. Уши заполнил рокот барабанов, лязг мечей, звон колоколов. Пылая радостью победы и восторгом рождения, новоявленная Разрушительница опустилась на вершину Всемирного торгового центра и выкрикнула вызов всему миру.
Глубоко в переходах «Черного Грота» леди Нюи застыла в страхе. Скальпель, которым она свежевала какого-то маклера из Коннектикута, выпал из пальцев и воткнулся в пол. Снова застонали люди-люстры.
– Заткни пасть этим дуракам! – зарычала Нюи, и голос ее сел, когда лицо и половые органы Луксора выступили из ее тела. – Чтоб тихо было! Надоели мне сегодня их жалобы!
– Слушаюсь, милорд, – ответил Дзен, прикрывая рукой улыбку. – Немедленно это сделаю.
Возбуждение кончилось, когда она летела над Атлантическим океаном. Только что в ней билась энергия, способная разнести континенты в пыль, и вот она уже летит на остатках топлива. Первая мысль была такая: «Ух ты, вот это был приход!»
Вторая: «Что за... твою мать? Я разучилась летать!»
Она рухнула с неба, как койот из мультфильма, вдруг сообразивший, что пробежал за край обрыва и теперь летит в воду на сто футов ниже. Она даже земли не видела.
Через шесть часов один бродяга на Кони-Айленд с удивлением смотрел, как из прибоя выходит, шатаясь, женщина в кожаной куртке, джинсах и высоких ботинках. Гавайским венком болтались у нее на шее водоросли. Не успел он разглядеть ее как следует, как невесть откуда взявшийся мужчина набросил на нее одеяло и быстро увел с пляжа.
Часть III
Когда мертвые возвращаются
Кто знает, кем была она? Русалкой ли с морского дна? Или с кладбища упырем? Иль возрожденным божеством?
19
Джунгли довольно быстро вернули себе дом.
Веранда покрылась ползучими растениями, цветущими лианами. Гамак, где когда-то лежали мы с Палмером, заплесневел, порвался и повис на крюках чудовищной паутиной. В полуденном солнце среди мусора перемигиваются блики пары бутылок из-под текилы.