Окрайя
Шрифт:
– Ну! Я не знаю, хватит ли теперь.
И расстегнул кошель, и долго рылся в нем, вздыхал, и доставал монету за монетой...
И расплатился. Встал, сказал:
– Да! Этак мы... Ладно, пойдем!
Мы вышли из харчевни. А там я взял Лузая за грудки, привлек его к себе и зло спросил:
– Кто я?
– Ты - Айга, - он ответил.
– А Айга кто?
– Йонс.
– Бедный йонс!
– гневно добавил я.
– И нет у меня больше денег! Понял?!
Лузай кивнул. Я отпустил его, сказал:
–
Дальше пошли. Я вел его на пристань. Лузай вздыхал и морщился. Он знал, что его ждет! Еще в Жадных Песках я говорил ему:
– Да, я богат! И что с того? Ведь Гортиг - это Гортиг! Там нужно быть настороже и никому ни в чем не признаваться, а только лгать, лгать, лгать! Понял меня?!
Он говорил тогда, что понял. А вот... Холоп и есть холоп! Холопы вечно тянутся к беспечной, сытой жизни. А ярл - он всегда ярл, даже в отрепьях. Но ярл ли я?!
Мы шли вдоль пристани. Там было мало кораблей - лето кончалось, приближались холода, рабов давно уже не подвозили. Я подходил и спрашивал, идет ли кто-нибудь на север. Мне отвечали: нет, нет, нет. Лузай ворчал:
– А заплати - любой пойдет.
– Любой, - я соглашался.
– Но я хочу не только выйти в море, но и попасть туда, куда хочу!
И дальше шли. Так мы прошли почти всю пристань. Лузай не выдержал, спросил:
– А если никого не будет, что тогда?
– Тогда, - ответил я, - дождемся холодов и двинемся по льду, когда море замерзнет.
– Ого!
– Вот и "ого"!
И я бы так и поступил, Лузай об этом знал. Но тут...
Тут я уже в который раз спросил:
– На север?
– Да, - ответил йонс, который сидел возле сходней.
– А нас возьмете?
– Нет.
– А позови-ка мне кормчего.
– Он тоже не возьмет.
– А ты не поленись!
– и я взялся за меч.
Йонс нехотя встал и окликнул:
– Хозяин!
Хозяин был на корабле. Он, видно, только что проснулся. Поднялся, перегнулся через борт, спросил:
– Чего тебе?
– Хочу уйти на север.
– Ну и иди.
– Но я хочу уйти вместе с тобой. На твоем корабле.
– Со мной и без тебя людей достаточно.
– А если вдруг тебе двоих не хватит?
– Хватит!
– А ты их вызови. Я посмотрю на них. И мой товарищ тоже очень хочет на них посмотреть. Ведь хочешь, да?
– Хочу!
– сказал Лузай и даже засмеялся.
И кормчий тоже враз повеселел и, потирая руки, спросил:
– А вы на каких хотите посмотреть?
– На самых лучших!
– Это дело!.. Леп, Гурн, сюда!
И показались Леп и Гурн. И показались прочие. Да и по берегу стали сходиться любопытные. А мы с Лузаем отошли немного в сторону и встали там, и изготовились. Сошли по сходням Леп и Гурн, и тоже изготовились. Кормчий сошел, сошли его дружинники. И обступили нас на должном расстоянии. Кормчий спросил:
– Как вас зовут?
А я сказал:
– Потом, в море узнаешь.
– А вы разве дойдете до него?
– А что тут доходить?! И двадцати шагов не будет. Так что, пошли?!
– Пошли!
– сказал Лузай.
И мы пошли на них! И...
Да! Это и вправду были лучшие! И Леп рубился хорошо, и Гурн. И все, стоявшие вокруг, кричали:
– Бей безымянных! Бей!
А безымянным лечь - это, у них так говорят, хуже всего. Безымянных нельзя поднимать, безымянные так и лежат на земле, пока их чайки или крабы не сожрут...
Но мы дошли до моря, да! Сперва Лузай дошел, потом и я. Я очень гневен был и потому долго не мог сразить врага, а все теснил его, теснил, в воду загнал...
И только там уже достал! А после окунул меч в прибрежную пену, вымыл его, утер, в ножны вложил, а уж потом только сказал:
– Я - Айга, пришлый йонс.
– А я - Гуннард Медный Язык, - ответил кормчий.
– Вот мой корабль. Всходи! И ты, Лузай, всходи!
И мы взошли. И пировали с ними. Но уже в полдень сели к веслам. Гуннард командовал:
– Р-раз! Р-раз!
– и мы гребли.
Уключины скрипели, хлопал парус. Волны толкались в борт, шипели. Ветер свистел...
И выл Хвакир! Я это очень ясно слышал. Когда волна подбрасывала нас и становился виден берег, я привставал, смотрел...
Но пса не видел - только слышал: он выл и выл и выл. Так воют только по покойникам. Бр-р, гадко как!
Лузай же ничего не слышал. Лузай был весел, говорил:
– А ты был прав! Все хорошо.
– Р-раз!
– командовал Гуннард.
– Р-раз! Р-раз!
А вечером убрали парус, заложили весла, поели солонины, выпили вина и все заснули. Один лишь я не спал. Мне чудился Хвакир - как будто он пришел ко мне, лег мне на грудь, и давит, давит, давит! Но от него было тепло, и вскоре я заснул.
А утром мы опять взялись грести. Гребли весь день. И еще один день. И еще один день. И еще. А море было тихое, спокойное, и небо было чистое - ни облачка, ни птиц. Гуннард был весел, говорил:
– Как бы не сглазить! Вот бы еще хоть один день таким же выдался. Ну, и еще!
И так, как он просил, и было: лишь на девятый день к нам прилетела птица - ворон. Ворон был очень осторожен - парил довольно высоко и все высматривал, высматривал...
– Считает нас!
– так говорили йонсы.
– Амун, стреляй!
Амун стрелял. Он был у них первым стрелком, он веко Винну заложил... А тут стрелял, стрелял - а стрелы уходили мимо. Это недобрый знак! Как только ворон нас пересчитает, он улетит к Хозяину, расскажет, сколько нас, где нас искать, и вот тогда Хозяин - Морской Вепрь!
– примчится к нам и протаранит нас клыками, проломит борт, корабль начнет тонуть, мы станем прыгать в воду, и тут-то он... Тогда я встал и попросил: