Окружение Сталина
Шрифт:
«ЦК отвергает предложения сохранить Москву вместе с Кремлем на положении музейного города старины, со всеми недостатками его планировки, и создать новый город за пределами Москвы. ЦК также отвергает предложения, сводившиеся к сплошному сносу всех зданий города, уничтожению нынешних улиц и прокладке новых улиц на нынешней территории города», — говорилось в постановлении о Генплане [186] .
Безусловно, при осуществлении Генплана было много сделано для развития города: перекинуты новые мосты через Москву-реку, прорыт канал Москва — Волга, решивший проблему водоснабжения. Были устроены новые набережные, построен стадион в Лужниках… Но какой ценой? А были и образцы прямо-таки черного юмора: так, на месте Страстного монастыря спроектировали Дворец литературы; снесли монастырь, поставили на новое место памятник Пушкину — «как бы» перед дворцом; а самого Дворца литературы нет и теперь уже не будет. Аналогичная история (но еще в большем масштабе) повторилась с Дворцом советов.
186
Правда. 1935. 11 июля. С. 1.
Сами методы, какими велось строительство и развитие Москвы, эволюционировали при Кагановиче не в лучшую сторону. В 20-е годы советская архитектура выдвинула много новых идей. С приходом Кагановича к руководству Москвой большая часть этого опыта была всерьез и надолго забыта. Пресеклось строительство домов-коммун и домов «переходного типа» — впоследствии эти идеи были позаимствованы и получили распространение в Швеции. Архитектурные конкурсы постепенно теряли значение.
Во все времена и во всех странах политическое руководство активно участвует в принятии решений о строительстве крупных объектов. Но в СССР в 30-е годы роль политиков оказалась гипертрофированной и в этой области. Не будучи архитектором, Каганович лично указал, что новое здание театра Красной Армии нужно строить в форме пятиугольной звезды — это было, конечно, бессмысленное решение, так как форму нового здания можно видеть ныне разве что с вертолета.
В разгар строительства дома Радиокомитета на Колхозной площади кто-то из руководителей страны высказал нечто отрицательное о вырисовывавшихся формах здания. Главный архитектор был отстранен. Каганович пригласил большую группу архитекторов и за столом с обильным угощением предложил «спасти» стройку. Никто не хотел браться за опасный для жизни объект. Тогда Каганович взял список приглашенных и назвал первую по алфавиту фамилию — архитектор Булгаков [187] . Знакомые «избранника» восприняли это назначение чуть ли не как смертный приговор, но в дальнейшем все, к счастью, обошлось благополучно. И хотя проект Булгакова тоже был не во всем доведен до конца, архитектор обрел известность и авторитет.
187
Архитектура и строительство Москвы. 1989. № 1. С. 21.
При Кагановиче были построены Дом общества политкаторжан (ныне — Театр-студия киноактера), Военная академия имени Фрунзе, Военно-политическая академия имени Ленина на Садовой, возле знаменитой ныне булгаковской квартиры № 50; Северный речной вокзал, здание комбината газеты «Правда», здания наркоматов — Наркомлес, Наркомзем, Наркомлегпром; одна из бывших гимназий была перестроена в Наркомат путей сообщения… [188]
Уже во время войны советский теоретик архитектуры Н. А. Милютин (одно время работавший председателем малого Совнаркома РСФСР) в неопубликованной тогда рукописи подводил итоги начатых в 1931 году под руководством Кагановича градостроительных работ: «Десятилетний опыт реконструкции Москвы показывает: 1) При реконструкции улиц (напр., улица Горького) жилая площадь не увеличивается, а сокращается.
188
История Москвы. С. 36; Архитектура и строительство Москвы 1988. № 5. С. 3.
2) В реконструируемых районах города зеленые насаждения не увеличиваются, а резко сокращаются.
3) Не сокращается, а увеличивается число людей, живущих за городом и тратящих по 2–3 часа ежедневно на дорогу.
4) Не сокращаются, а увеличиваются задымление, запыление и шумы города…»
Об эстетических достоинствах нового строительства архитектор высказывается еще резче: «Сплошная, без зеленых разрывов застройка улиц (ул. Горького, 1-я Мещанская, Можайское шоссе и др.), мещанская безвкусица и эклектика архитектуры, особенно жилых зданий, застройка зеленых массивов и закрытие от улиц имеющихся парков… небрежная планировка улиц, отсутствие видовых раскрытий, низкое качество строительства… вот скромная характеристика нашей градостроительной практики» [189] .
189
Архитектура и строительство Москвы. 1990. № 3. С. 10.
Примерно в таком же духе высказался посетивший в 1935 году СССР французский писатель Ромен Роллан: «Москва становится одним из заурядных европейских городов. Я не ощущаю в ней особой прелести. Меня поражает банальность ее застройки. Толпа на улице выглядит намного более по-московски, нежели новостройки, в которые ее одевают» [190] .
В ЗЕНИТЕ
В 1935 году Г. Я. Сокольников предложил в политбюро разрешить издание беспартийного журнала. Он подвергся жестокому разносу, причем первой скрипкой в этом деле стал Каганович [191] . И на этот раз он был верен себе. На прошедшем в январе в Ленинграде судебном процессе впервые бывшие лидеры партии — Зиновьев и Каменев обвинялись не в каких-либо искривлениях «генеральной линии», а в уголовных преступлениях (причастности к убийству Кирова и других террористических замыслах). Эти, как и другие, бывшие оппоненты Сталина давно уже не представляли реальной опасности для его власти, и их возвращение на политическую арену было совершенно исключено по множеству причин. Невзирая на это, долгая и тщательная работа по подведению их под смертную казнь продолжалась. Тут сыграли свою роль и неограниченная мстительность Сталина, и расчетливый замысел использовать намеченные жертвы в качестве объектов идеологических кампаний, нагнетающих шпиономанию, недоверие и страх.
190
Вопросы литературы. 1989. № 3. С. 214.
191
Неделя. 1989. № 25. С. 11.
От либеральных надежд 1934 года не осталось и следа. Всю зиму 1935 года не прекращалась интенсивная всесоюзная кампания пропаганды необходимости, неотложности террора.
Тот год был особым годом Кагановича. Особым, но не безоблачным, как мы убедимся ниже.
7 января колхозник Поляков приветствует III съезд Советов Московской области. «Заключительный возглас Полякова:
— Да здравствует великий Сталин! Да здравствует его ближайший соратник, любимый руководитель московских большевиков тов. Л. М. Каганович! — тонет в аплодисментах, которые с новой силой возобновляются и переходят в бурную продолжительную овацию при предложении послать приветствия товарищам Сталину и Кагановичу» [192] .
192
Правда. 1935. 1 марта.
Сталин отсутствует. Каганович сидит в президиуме и выслушивает ритуальное послание, которое ему собираются направить. Это не первый и не последний случай, когда его величают «ближайшим соратником», «лучшим учеником» Хозяина. Впрочем, подобные эпитеты звучат лишь от имени восторженных рабочих и колхозников, в лучшем случае — в редакционных статьях. Официально никаких заявлений об особой близости Кагановича к Сталину не делается. Сам Сталин не опровергает и не подтверждает восклицания трудящихся.
28 февраля, в последний день зимы, происходит «частичная рокировка» должностей: наркомпути А. А. Андреев становится секретарем ЦК ВКП(б), а Каганович занимает его место в НКПС, сохраняя за собой пост секретаря ЦК; однако он теряет два других важнейших поста — секретаря Московского комитета партии и председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) [193] . Освободившиеся места занимают молодые и «растущие» — Хрущев и Ежов соответственно.
Назначение виднейших руководителей партии в хозяйственные наркоматы было в обычае еще со времен Гражданской войны. Железнодорожный транспорт для огромной страны был не просто важен — то было «узкое место» народного хозяйства, сдерживающее экономический рост. Назначение Кагановича на такой участок работы не выглядело опалой, однако преподнесено было чуть ли не как повышение. Всюду подчеркивалось, что железнодорожникам оказана большая честь. На всех вокзалах были вывешены портреты Кагановича. На Северном (Ярославском) вокзале Москвы буквы лозунга «Привет железному наркому т. Кагановичу» сделали такими крупными, что они целиком закрывали окна фасада второго этажа [194] . Без конца повторялись слова «под руководством тов. Л. М. Кагановича выведем транспорт на широкую дорогу побед». На несколько дней эта «широкая дорога» стала таким же вездесущим штампом, как минувший «перелом с перегибом» или грядущие «ежовые рукавицы». На полные обороты был запущен локальный ведомственный культ Кагановича в системе НКПС, о котором будет рассказано ниже. Пленум Московского комитета партии, заменивший Кагановича Хрущевым, принял в адрес уходящего руководителя большое послание, полное похвал и славословий [195] .
193
Рабочая Москва. 1935. 8 января.
194
Гудок. 1935. 6 марта.
195
Гудок. 1935. 9 марта.
В действительности новое назначение никак не могло способствовать росту влияния Кагановича, какие бы бури организованного энтузиазма ни бушевали вокруг. В то же время сравнительно «тихие» назначения Хрущева и Ежова были несомненным шагом наверх для них обоих. Уже не за горами было время, когда Каганович, оставаясь наркомом путей сообщения, навсегда уйдет во «вторую шеренгу» Политбюро; но пока на первый взгляд его роль и значение даже еще больше возросли.
Впереди было присвоение имени Кагановича московскому метро; но уже носили его имя — завод в Ташкенте и железная дорога в Сибири, Днепропетровский институт инженеров транспорта, подшипниковый и кожевенный заводы в Москве; в Воронеже привокзальный поселок был переименован в Кагановичский район, а также имелся Парк культуры и отдыха имени Кагановича. Был Кагановичский район и в Новосибирске, а в Николаевске-на-Амуре закладывался огромный по тем временам ледокол «Лазарь Каганович».