Окружное шоссе
Шрифт:
Киреев. Не расстраивайтесь, Любовь Ивановна. Подозрительность в подобных ситуациях свойственна людям, не нам с вами их переделывать. У нас сейчас другая задача - найти преступников. Вернемся к моменту вашего ухода. Вы хорошо помните, что закрывали нижнюю дверь?
Литвинова. Я закрываю её каждый день, это вошло в привычку.
Киреев. Дверь снаружи открыть невозможно. Для того чтобы открыть её, кто-то обязательно должен находиться в коридоре или на лестнице.
Литвинова. Я никого не видела.
Киреев. На площадку у двери на чердак не поднимались?
Старший
Литвинова. Нет. А ведь верно, там можно спрятаться.
Снова темное место. Они говорили о двери на чердак и о какой-то площадке, на которой можно спрятаться. Спрятаться там, может быть, и можно, но для того, чтобы это знать наверняка, надо хотя бы иметь план кассы и прилегающих помещений. "Впрочем, - сказал себе капитан, - Киреев прав: поедем на завод увидим".
Киреев. Вы закрыли все двери, зашли в бухгалтерию предупредить, что уходите, спустились, сдали ключи и сели в автобус. Я верно описываю ваши действия после того, как вы покинули кассу?
Литвинова. Да.
Киреев. В автобусе было много народу?
Литвинова. Много.
Киреев. И он сразу уехал?
Литвинова. Очень быстро.
Киреев. Вы утверждаете, что покинули кассу за несколько минут до четырех. Для того чтобы последовательно произвести все те действия, о которых вы говорили, мне потребовалось около шести минут, а вам, наверное, ещё меньше. Получается, что в автобусе вы были самое позднее в пять минут пятого, и после этого, как вы сказали, автобус очень быстро уехал. А рабочие, пользующиеся автобусом, показывают, что раньше десяти - двенадцати минут пятого они с завода никогда не уезжали. Им надо переодеться, умыться. Это же подтверждает и водитель автобуса.
Литвинова. Это он вам так сказал?
Киреев. Да. Но это ещё не все. На проходной время, в которое любая машина покидает территорию завода, фиксируется.
Так вот, в пятницу автобус, в котором находились и вы, выехал в тринадцать минут пятого. Следовательно, к автобусу вы подошли не в пять минут пятого, а минут на пять - семь позднее.
Литвинова. Ну и что?
Киреев. Поймите, очень важно установить точно, сколько времени ушло у вас на то, чтобы закрыть кассу и спуститься на первый этаж.
"Далось ему это время, - подумал Зенич.
– Ну, спускалась она на пять минут больше - что с того? Нет, этот парень не станет спрашивать просто так. В его вопросах есть, конечно, какой-то смысл. Он, по-видимому, считает самым подходящим моментом для вскрытия кассы те несколько минут, в течение которых Литвинова находилась в здании заводоуправления.
Но какое это имеет значение, если поворот ключа в замке одновременно включает блокировку? Все равно не объяснишь, почему сигнализация не сработала.
Стоп, - сказал он себе, - не спеши. Вспомни: системы сигнализации бывают разные. Там, где целесообразно осуществить централизованный контроль большого числа объектов, включение блокировки производится с общего пульта".
– Какая система сигнализации на заводе?
– спросил капитан Киреева.
– Централизованная, - последовал ответ.
А
как велико было это время в данном случае.
Литвинова. Я уже говорила - несколько минут.
Киреев. Элементарный подсчет свидетельствует о другом.
Литвинова. Если вы меня обвиняете, то скажите, в чем.
Она не понимала, чего от неё хотят. Или делала вид, что не понимает. А Киреев не стал раскрывать ей свои соображения. Что ж, возможно, он был и прав. Еще было заметно, что держалась Литвинова естественно - не сетовала на судьбу, не плакалась. Женщина, которая что-то скрывала, в её положении вела бы себя иначе. А то, что она не могла объяснить несовпадение во времени, на которое обратил внимание старший лейтенант, само по себе немного стоило. Важно было другое - задержали ли кассиршу наверху, и если да, то кто.
Но здесь Киреев не продвинулся - Литвинова молчала.
Протокол допроса Вула читался, как занимательная чепуха.
Вул работал под обаятельного простака. Зеничу показалось, что в тот момент его даже забавляло положение, в которое он помимо своей воли попал. Он не был уверен, что оно позабавило бы его теперь.
Киреев. Как вы очутились в Южном?
Вул. Вернулся я, гражданин начальник, с дальнего Севера.
Думал жизнь новую начинать, но не дали. Люди не дали. Они все чистенькие, на нашего брата смотрят знаете как!.. С таким взглядом не они меня - я их бояться должен. Ткнулся туда, сюда. Как разглядят, по какому документу я справку получал, т"т наш разговор и заканчивается. Решил в Южное. Городок приличный, чистенький, и там меня не знают. Покажу себя с хорошей стороны.
Капитан сразу узнал его манеру выражаться и заставил себя вспомнить его. Зенич знал, что половину из своих сорока с лишним лет Вул провел в тюрьмах. Он вспомнил, что Вул не производил впечатление человека, подверженного влиянию окружения, - такие гнут свою линию, чего бы им это ни стоило.
Конечно, он переменился со дня их последней встречи - тюрьма не санаторий.
Киреев. Приехали и сразу на завод?
Вул. А то куда ж! Надо было где-то определяться. Если не воровать или не работать, ноги протянешь. А я твердо решил:
завязываю!
Киреев. На судоремонт, значит, потянуло?
Вул. Место приличное. Люди хорошо отзываются.
Киреев. Кто отзывается?
Вул. Да всякие.
Киреев. И в каком же качестве решили рекомендовать себя?
Вул. Э, гражданин начальник, нехорошо о нашем брате думаете. Я, например, токарь третьего разряда. Там, откуда прибыл, теперь не только профессию получить можно - высшее образование. В общем, двинул на завод. На заборе объявление висит. Громадное. Те требуются, эти - профессий двадцать перечислено. Ну, говорю себе, повезло нам. Являюсь в отдел кадров. Мужчина там сидит, представительный такой, улыбается. Здравствуйте, говорю, пришел на работу определяться. И так, видать, я ему понравился, что закрыл он свое окошечко и повел завод смотреть.