Октавиан Август. Революционер, ставший императором, Голдсуорти Адриан

Октавиан Август. Революционер, ставший императором

на обложку

Голдсуорти Адриан

Шрифт:

Когда кандидат шествовал таким образом через центр города, то должен был приветствовать прохожих и опять-таки желал, чтобы как можно больше народу видело – многие видные люди с ним. Особый раб, называвшийся номенклатором, подсказывал своему хозяину на ухо имена встречных, чтобы тот мог поприветствовать их. Считалось неприличным слишком уж зависеть от подобных подсказок, однако и Катон Младший, открыто отказавшийся пользоваться услугами номенклатора и пытавшийся запретить это другим, выглядел необычно. Под общим давлением он смягчился, и номенклаторы продолжали играть важную роль. [53]

См. Plut. Cato the Younger 8. 2; см. Q. Cicero, Handbook on Electioneering 41–42 о важности того, чтобы кандидат знал имена, а если и пользовался подсказками, чтобы это выглядело естественно.

Существовали важные обстоятельства, способствовавшие приобретению политиком популярности у тех или иных слоев общества. Юлий Цезарь последовательно поддерживал законопроекты, направленные на перераспределение общественной земли между городскими бедняками и отставными солдатами, следуя по стопам Гракхов и других реформаторов.

Он также боролся в сенате и судах за права жителей провинций. Еще больший для многих римлян резонанс имел вопрос о том, существуют ли ограничения для действий магистратов, когда сенат принимал senatus consultum ultimum. В 63 г. до н. э. Цезарь принимал участие в показательном процессе над человеком, обвинявшимся в убийстве заключенных, взятых под стражу во время волнений тридцать семь лет назад, в 100 г. до н. э. [54] Суть этого процесса состояла в том, чтобы сформулировать точки зрения по важным политическим вопросам. Он проводился в соответствии с архаической процедурой и завершился без вынесения приговора. Речь шла не о том, нужно ли убивать граждан, выступивших с оружием в руках против республики, а отрицается ли за такими людьми право на формальный процесс после того, как они сдались и более не представляли прямой угрозы для государства. Тот же самый вопрос поднимался при обсуждении судьбы катилинариев, и прежде чем год закончился, Цицерона стали обвинять в убийстве этих людей. [55]

Речь идет о процессе Гая Рабирия, обвинявшегося, помимо прочего, в убийстве плебейского трибуна Луция Апулея Сатурнина, чья личность считалась священной и неприкосновенной. – Прим. пер.

О позиции Цезаря см. Goldsworthy (2006), p. 119–145, особенно p. 121–124 о процессе Рабирия Постума (в действительности просто Рабирий. Рабирий Постум – другое лицо, финансист, в защиту которого Цицерон также произнес речь, дошедшую до нашего времени. – Прим. пер.). О постоянной борьбе Цезаря за интересы народа как одной из важнейших причин его успеха см. аргументацию Р. Биллоуза: Billows (2009), p. 56–110.

Вряд ли Гай Октавий активно участвовал в обсуждении столь спорных тем. В первые месяцы 62 г. до н. э. еще не побежденное войско Катилины создавало угрозу продолжения войны. В конце концов его сторонники начали разбредаться, и восстание не приобрело больших масштабов. Армия, которой номинально командовал Гай Антоний, а фактически – один из его более опытных подчиненных, [56] вскоре загнала повстанцев в угол. Учитывая огромный перевес неприятеля в силах, дело повстанцев было проиграно. Тем не менее Катилина и несколько тысяч упрямцев двинулись в бой, предпочтя смерть в битве капитуляции и последующей казни (см. Саллюстий. Заговор Катилины. 60–61).

Речь идет о легате Марке Петрее, одном из видных помощников Помпея. – Прим. пер.

По всей видимости, самым животрепещущим вопросом в общественной жизни Рима на протяжении большей части 62 г. до н. э. являлось возвращение Помпея из его восточных походов. Митридат был мертв, война закончена, и хотя еще несколько месяцев потребовалось на урегулирование дел в провинциях и союзных царствах в тех краях, полководец и его легионы в конце концов двинулись домой. Никто не знал точно, что они сделают, когда вернутся. Кое-кто опасался, что Помпей станет вторым Суллой. Особенно была ненавистна мысль о человеке, который обладает огромным богатством, авторитетом и может захватить власть в государстве. Помпей однажды уже нарушил все правила политической игры, когда собрал «частную» армию во время гражданской войны и затем отказался распустить ее, так что сенаторам пришлось вручить ему законные полномочия и поручить борьбу с мятежниками, а не превращать его в одного из них. Он не занимал ни одной официальной должности вплоть до 1 января 70 г. до н. э., когда, наконец, стал консулом и одновременно сенатором в возрасте тридцати шести лет. В годы гражданской войны он заслужил прозвище «молодого мясника» (adulescentulus carnifex) за ту активность, которую проявил в расправах с видными нобилями. Позднее его обвиняли в том, что он похищал чужую славу, получая командование в тот момент, когда война была уже близка к завершению. [57]

О карьере Помпея в целом см. A. Goldsworthy, In the Name of Rome (2004), p. 152–80, более подробно см. Seager (2002), p. 20–38; о его прозвище сообщается у Валерия Максима (VI. 2. 8).

Сенаторы самых различных взглядов – и такие как Красс, и такие так Катон – возмущались успехами Помпея, однако для большинства простых римлян он был великим героем. Юлий Цезарь с готовностью оказал поддержку законопроектам в его пользу, сохраняя при этом независимую политическую позицию. В начале 62 г. до н. э. он вступил в союз с одним плебейским трибуном, желавшим возвратить Помпея и его армию для борьбы с Катилиной и его войском. Оппозиция этому предложению оказалась весьма жесткой, и потому трибун почел за благо скрыться, а Цезаря на короткий срок даже лишили должности претора, пока тот принародно не покаялся. [58] Гай Октавий, скорее всего, держался в стороне от этой борьбы, стараясь выражать такие мнения, которые вызвали бы положительный отклик у публики. [59]

В действительности никакого покаяния Цезарь не приносил, он лишь уговорил разойтись толпу, которая готова была применить силу, чтобы не дать сенату лишить его преторской власти. – Прим. пер.

Suetonius, Iul. 15, Dio Cass. XXXVII. 43. 1–4; Plut. Cato Minor 26. 1–29. 2.

Умный кандидат стремился угодить как можно большему числу сограждан. От него и его друзей ожидали, что они будут хвалить и развлекать как отдельных людей, так и целые общественные группы – всадников, публиканов, а также менее обеспеченные слои, членов различных коллегий города и избирательных округов в комициях. Чрезвычайно важно было иметь репутацию человека великодушного и готового помочь, особенно в обмен на поддержку. Как пишет Квинт Цицерон, «люди хотят не просто обещаний, […] но чтобы их давали щедро и с почтением». Им также следовало добиваться благосклонности окружающих. «В том, чего ты не можешь сделать, [надо] либо отказывать мягко, либо вовсе не отказывать. Первое свойственно доброму человеку, второе – ловкому соискателю». Лучше всего обещать где только возможно, поскольку «если ты откажешь, то этим, конечно, оттолкнешь от себя, притом сразу и многих. […] На тех, кто отказывает, сердятся гораздо сильнее, чем на того, кого видят в затруднительном положении по той причине, что он хотел бы исполнить обещание, если бы только это было возможно». [60] О предвыборных обещаниях в I в. до н. э. помнили столь же мало, как и в наши дни, и избиратели были склонны к тому, чтобы их оптимизм брал верх над жизненным опытом.

Q. Cicero, Comment. pet. 45, 47–48 (пер. В. О. Горенштейна, в некоторых случаях с уточнениями).

Гай Октавий имел достаточно средств, чтобы тратиться на устройство зрелищ, делать подарки и давать взаймы, чтобы поддерживать уже существующие дружеские связи и заводить новые. Несомненно, помимо родственных (как с Юлием Цезарем, который выказывал ему внимание и демонстрировал поддержку) существовали также связи, возникшие в свое время в результате коммерческой деятельности членов фамилии. Благосклонность можно было купить, и в большинстве случаев подношения и милости не подпадали под действие законов, направленных на борьбу с коррупцией. Действовать надо было осторожно, однако стоит отметить, что при всех своих огромных затратах на подкуп избирателей Цезарь никогда не привлекался к суду по обвинению во взяточничестве. Это было весьма хрупкое основание для возбуждения дела, и под суд в итоге попадали только самые явные нарушители. [61]

Этот вопрос хорошо рассмотрен у Р. Биллоуза: Billows (2009), p. 104–105.

Существовало восемь преторских должностей, и с неизбежностью двенадцать человек из квесторов каждого года не имели возможности выиграть выборы в преторы. Тем не менее здесь шансы на победу были значительно выше, нежели во время борьбы за консульство. Преторов избирали после на том же собрании народа, именовавшемся центуриатными комициями (Comitia centuriata). На нем тридцать триб римских граждан делились на различные группы избирателей, или центурии, основывавшиеся на имущественном цензе и восходившие к древней структуре римского войска. Поскольку отрядам вооруженных граждан не позволялось пересекать священную границу города (померий), они собирались за ее пределами, на Марсовом поле, на пространстве, разгороженном в соответствии с избирательными округами и известном как saepta, или «овечьи загоны». В состав центурий более богатых граждан входило меньше людей, и они подавали голоса первыми, идя по деревянным переходам, или «мосткам» (pontes), и затем бросая таблички с инициалами угодных им кандидатов в корзину. Решение большинства каждой центурии предопределяло исход голосования всей группы. Кандидаты могли произнести речь на неформальных собраниях, проводившихся накануне центуриатных комиций, однако потом просто ожидали и смотрели с помоста в стороне. Каждый был одет в выбеленную до блеска тогу. Первый, кто набирал достаточное для победы простое большинство – 97 центурий из 193 от общего количества – считался избранным, за ним следующий и т. д. Процедура отличалась громоздкостью и занимала много времени, бывали случаи, когда всех восьмерых преторов не успевали избрать до заката, и тогда комиции распускались и выборы переносились на следующий дозволенный законом день. [62]

По этому вопросу см. L. Ross Taylor, Roman Voting Assemblies (1966), p. 84–106.

Гай Октавий оказался первым, кто в своем случае набрал большинство на выборах. Его тестю Марку Атию Бальбу вскоре также предстояло одержать победу на преторских выборах (вероятно, в следующем году), и это, надо думать, свидетельствовало о том, что имя и влияние Юлия Цезаря были ценным приобретением для его родственников. Основной обязанностью преторов в течение года, когда они занимали свою должность, была деятельность в судах. Семеро из них председательствовали в судебных комиссиях, или quaestiones, учрежденных Суллой, восьмой же занимал престижный и связанный с широким кругом задач пост городского претора (praetor urbanus), чья власть была следующей после власти консулов. Гай Октавий работал в одном из судов. [63]

Velleius Paterculus, II. 59. 2 (о том, что Гай Октавий шел первым в списке избирателей), также см. E. Gruen, The Last Generation of the Roman Republic (1974), p. 118–119.

Судебные заседания проводились на возвышении на Форуме, где толпа могла собираться и наблюдать за ходом дела, если оно было важным, интересным или просто скандальным. Рассматривавший дело претор сидел в председательском кресле, окруженный шестью ликторами, которые держали фасции – пучки прутьев с воткнутыми в них топорами – символ власти над жизнью и смертью сограждан. Персонал, подобно ликторам, состоял, в отличие от преторов, которые менялись каждый год, из профессионалов, и в некоторых случаях благодаря приобретенному опыту они оказывали влияние на ход процесса. Председательство в суде представляло собой еще одну отличную возможность добиться немалой известности. Он мог расширить свои политические связи, ведя себя доброжелательно и обходительно с обвинителями и обвиняемыми, с их адвокатами, с присяжными, которые были сенаторами, всадниками и иными людьми с положением. В римской судебной системе не существовало института государственного обвинения, и таковое предъявляли один или несколько граждан – частных лиц. Обычно обвинители были молодыми честолюбивыми людьми, стремившимися таким образом создать себе имя, в то время как защитниками являлись уже люди более известные. Помочь другому сенатору, даже очевидно виновному, считалось более почетным, чем пытаться оборвать его карьеру. Таким образом, и здесь система благоприятствовала правящей элите. Многие процессы имели политическую окраску. Все они были очень важны для обеих сторон и представляли собой способ оказать услугу.