Октябрьская страна
Шрифт:
– Уезжаем?
– спросила она.
– Тот старик. Знаешь, что он здесь делал? Это все пшеница, Молли, и коса. Каждый раз, когда загоняешь косу в пшеницу, умирает тысяча людей. Ты подрезаешь их и...
Молли поднялась, положила нож и отодвинула картошку в сторону. В голосе ее звучало понимание.
– Мы долго ездили и мало ели, пока не попали сюда в прошлом месяце, а ты каждый день работал и устал...
– Я слышу голоса, грустные голоса там, в поле. В пшенице, - сказал он.
– Они шепчут, чтобы я перестал. Просят не убивать
– Дрю!
Он не слышал ее.
– Пшеница растет по-дурному, по-дикому, словно она свихнулась. Я тебе не говорил. Но с ней что-то недоброе.
Она внимательно на него посмотрела. Его глаза глядели без мысли, как синие стекляшки.
– Думаешь, я тронулся?
– спросил он.
– Погоди, это еще не все. О господи, Молли, помоги мне: я только что убил свою мать!
– Перестань!
– твердо сказала она.
– Я срезал колос и убил ее. Я почувствовал, что она умирает. Вот как я понял...
– Дрю!
– Ее голос, злой и испуганный, хлестнул его по лицу.
– Замолчи!
– Ох, Молли, - пробормотал он.
Он разжал пальцы, и коса со звоном упала на пол. Она подняла ее и грубо сунула в угол.
– Десять лет я живу с тобой, - сказала она.
– На обед у нас частенько бывали одна только пыль да молитвы. И вот привалило такое счастье, а ты не можешь с ним справиться!
Она принесла из гостиной Библию и начала листать книгу. Страницы шелестели, как колосья под тихим ветром.
– Садись и слушай, - сказала она.
Снаружи донесся смех - дети играли у дома в тени огромного дуба.
Она читала, время от времени поднимая глаза, чтобы следить за выражением его лица.
После этого она каждый день читала ему из Библии. А в среду через неделю Дрю отправился в город на почту - узнать, нет ли для него чего в окошке "До востребования". Его ждало письмо.
Домой он вернулся постаревшим лет на двести.
Он протянул Молли письмо и бесстрастным срывающимся голосом рассказал его содержание:
– Мать умерла... в час дня во вторник... от сердца...
Он ничего не добавил, сказал только:
– Отведи детей в машину и собери еды на дорогу. Мы уезжаем в Калифорнию.
– Дрю...
– сказала Молли, не выпуская письма из рук.
– Ты сама знаешь, - сказал он, - что на этой земле пшеница должна родиться худо. А посмотри, какой она вырастает. Я тебе еще не все рассказал. Она поспевает участками, каждый день понемногу. Нехорошо это. Когда я срезаю ее, она гниет! А уже на другое утро дает ростки, снова начинает расти. На той неделе, когда я во вторник жал хлеб, я все равно что себя по телу полоснул. Услышал - кто-то вскрикнул. Совсем как... А сегодня вот письмо.
– Мы остаемся здесь, - сказала она.
– Молли!
– Мы остаемся здесь, где у нас есть верный кусок хлеба и кров, где мы наверняка проживем по-человечески, и проживем долго. Я не собираюсь больше морить детей голодом, слышишь! Ни за что!
За окнами голубело
– Хорошо, - сказал он.
– Мы остаемся.
Он нерешительно поднял косу. На металле лезвия неожиданно ярко вспыхнули слова: "Мой хозяин - хозяин мира!"
– Мы остаемся...
Утром он пошел проведать старика. Из самой середины могильного холмика тянулся одинокий молодой росток пшеницы - тот самый колос, что старик держал в руках несколько недель назад, только народившийся заново.
Он поговорил со стариком, но ответа не получил.
– Ты всю жизнь проработал в поле, потому что так было надо, и однажды натолкнулся на колос собственной жизни. Ты его срезал. Пошел домой, надел воскресный костюм, сердце остановилось, и ты умер. Так оно и было, правда? И ты передал землю мне, а когда я умру, я должен буду передать ее кому-то еще.
В голосе Дрю зазвучал страх.
– Сколько времени все это тянется? И никто в целом свете не знает про поле и для чего оно - только тот, у кого в руках коса?..
Он вдруг ощутил себя глубоким старцем. Долина показалась ему древней, как мумия, потаенной, высохшей, призрачной и могущественной. Когда индейцы плясали в прериях, оно уже было здесь, это поле. То же небо, тот же ветер, та же пшеница. А до индейцев? Какой-нибудь доисторический человек, жестокий и волосатый, крадучись выходил резать пшеницу грубой деревянной косой...
Дрю вернулся к работе. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Помешанный на мысли, что владеет этой косой. Он сам, лично! Понимание нахлынуло на него сумасшедшей, всесокрушающей волной - сила и ужас одновременно.
Вверх! Мой хозяин! Вниз! Хозяин мира!
Пришлось ему примириться со своей работой, подойти к ней по-философски. Он всего лишь отрабатывал пищу и кров для жены и детей. После всех этих лет они имеют право на человеческое жилье и еду.
Вверх, вниз. Каждый колос - жизнь, которую он аккуратно подрезает под корень. Если все рассчитать точно - он взглянул на пшеницу, - что ж, он, Молли и дети смогут жить вечно.
Стоит найти, где растут колосья Молли, Сюзи и маленького Дрю, и он никогда их не срежет.
А затем он почувствовал, словно кто-то ему нашептал: вот они.
Прямо перед ним.
Еще взмах - и он бы напрочь скосил их.
Молли. Дрю. Сюзи. И никакой ошибки. Задрожав, он опустился на колени и принялся разглядывать колоски. Они были теплыми на ощупь.
Он даже застонал от облегчения. А если б, не догадавшись, он их срезал?! Он перевел дыхание, встал, поднял косу, отошел от поля на безопасное расстояние и долго стоял, не сводя с него глаз.