Олег Меньшиков
Шрифт:
Но этому замечательному плану не суждено было осуществиться. За день до намеченной акции Оксана утром в школе сказала Олегу: "Меньшиков, тебя девчонки бить собираются..." С той минуты Олег ходил только вместе со своими двумя приятелями, Кузнецовым и Либединским. То есть взял телохранителей.
Мало того... Вскоре было родительское собрание. Моя мама, вернувшись домой, принялась песочить меня: "Что вы за хулиганки такие? Меньшикова решили избить!.." Очевидно, кто-то нажаловался учителям. Скорее всего, Либединский... Но Олег больше с нами отношений не поддерживал, смотрел настороженно, как-то отошел от нас. Только
К тому времени он, видимо, уже ходил на отборочные туры в театральное училище. Стал ярко, красиво одеваться. Много занимался. Писал какие-то конспекты. Но никому ничего не рассказывал. Замкнулся.
Выяснилось все на выпускном экзамене по химии. У нас ее преподавала директор школы Ирина Львовна Петрова. Принимали экзамен два педагога. Ирина Львовна позвала Олега: "Ну-ка, давай ко мне. Сейчас посмотрим, как ты мне четвертый тур будешь сдавать..." И мы все поняли. На выпускном балу Олег был уже не с нами, он жил в другом, не нашем уже мире...
Действительно, заканчивая школу, Олег Меньшиков уже твердо знал, что станет артистом. Родители приняли его решение без особого восторга, как это нередко случается в семьях, профессионально далеких от искусства. Хотелось для сына "серьезной" профессии. Но вместе с тем не возражали, давно зная, чего хочет сам Олег. Собственно, свой первый "отборочный" тур Меньшиков прошел, когда ему было пятнадцать лет. Ниточка к этому испытанию тянется как раз от круга родительских знакомств в мире искусств.
Он учился в девятом классе, когда пришел вместе с матерью и отцом на свадьбу дочери их приятельницы, художницы по костюмам в Малом театре. Там Олегу пришлось заменить целый оркестр - он без устали играл на фортепьяно, аккомпанируя танцующим и поющим. Среди гостей был педагог Высшего театрального училища имени Щепкина Владимир Багратович Монахов, неотрывно наблюдавший за Олегом.
– Елена Иннокентьевна Меньшикова сказала мне, что ее сын хочет быть артистом,- рассказывает Монахов.- Мне парень показался интересным, я предложил ему прийти ко мне и что-нибудь прочитать. Через некоторое время Олег появился у меня дома. Читал "Желание славы" Пушкина. Конечно, это было несовершенно, да и откуда взяться совершенству в его возрасте? Но главным было то, что в эти минуты я видел, как Олег сам становится поэтом. Я понял, что он одарен актерски. И одарен незаурядно. Он напоминал мне Жерара Филипа, великого романтика, принца французской сцены и экрана...
А что же столь любимая Меньшиковым музыка? Он закончил музыкальную школу. Играл в ансамбле юных скрипачей Москвы. Наверное, мог бы поступить в консерваторию, все данные для этого у него были. Но не было мучительного выбора. Музыка или сцена - так вопрос не стоял. Он знал - сцена, только сцена. И подал документы в Высшее театральное училище имени Щепкина, один из старейших театральных институтов страны, воспитавший Станислава Любшина, Виталия Соломина, Олега Даля, Виктора Павлова, Инну Чурикову и многих других известных артистов в традициях великой русской культуры.
ВЗРОСЛЫЕ МОЛОДЫЕ ЛЮДИ
Школа была окончена в 1977 году. Как мыльные пузыри, один за другим исчезают, лопаются мифы о победившем социализме на одной шестой суши. Назревает кровавая, бессмысленная, затяжная война в Афганистане. Назревает моральный крах, когда окончательно исчезли последние иллюзии старых и молодых. Инстинкт самосохранения подсказывает: хочешь выжить - молчи. Затаись, не забывай известного трамвайного принципа "не высовывайся!". Смешон призыв "шестидесятников": "Возьмемся за руки, друзья..." Время и место для дружеских бесед отведено по вечерам на кухне, ставшей легендой о русских в западном мире.
Уходят в прошлое ключевые фигуры недавних лет. Как и герои книг, фильмов, сцены. Забыты пылкие романтики Олега Стриженова и мужественные рабочие Николая Рыбникова. Померкло обаяние народных борцов Михаила Ульянова и обаятельных физиков-лириков Алексея Баталова. Утонченный интеллектуал Иннокентий Смоктуновский играет непривлекательных аристократов в экранизациях средней руки... Это уже как бы уходящая натура.
На смену пришли другие, не только по именам и возрасту. Глухие времена диктуют свои законы бытования персонажей, образ жизни, правила игры в эту странную жизнь. Двойственность во всем достигла своего пика. Царит молчание в закрытых городах, разбросанных по всей стране, накапливается страшный запас стратегического оружия, отравляя нас морально и физически. Однако по внешним меркам Советский Союз - все еще великая держава, угрожающая миру ракетным ударом, коль это потребуется. Нас еще боятся...
Нищие, мы радуемся колбасе за два рубля двадцать копеек и дешевой водке за три рубля двенадцать копеек. Стало быть, жить можно! Копим деньги на летний отдых, даже в самых невероятных фантазиях не представляя себе, что можно отдыхать где-то на Багамах или Канарах.
Замолкает интеллигенция. Подпольно, вздрагивая, слушает передачи радиостанции "Свобода", узнавая о том, как живут "за бугром" наши славные соотечественники, изгнанные за пределы страны: Виктор Некрасов, Александр Галич, Мстислав Ростропович, Александр Солженицын и иже с ними. Новости разлетаются, но не утешают. Маразмирующий генсек крепко держится за властные поводья, но все напоминает откровенную агонию.
...Ранней осенью 1982 года мне довелось быть в Азербайджане, в маленьком приморском поселке близ Баку, когда Леонид Ильич Брежнев навещал любимый им Азербайджан и любимого Гейдара Алиева. На пути из аэропорта расставляли заранее раскрашенные в зеленый и розовый цвет нелепые клумбы. Того же, почему-то розового, оттенка повсюду мелькали стенды с приветствиями гостю. На площади столицы республики три дня маршировали представители всех учреждений города, разучивая выкрики в честь продолжателя дела Ленина.
По приезде за Брежневым неотступно следовало телевидение. И случился великий конфуз. В горкоме партии Брежнев, трудно и мучительно выговаривая слова из текста, который он усердно старался прочесть, вдруг, посреди фраз о международном положении, врагах социализма и нашей мощи, перешел без паузы на проблемы сбора и, главное, продуманного хранения запасов картофеля, советуя не терять ни грамма ценного продукта. Лишь прочитав не то два, не то три абзаца, Брежнев, наконец, понял, что говорит что-то несуразное. Доверительно улыбаясь телезрителям, он сообщил, что помощники, очевидно, "листки перепутали..." Зал, в котором я смотрела передачу, а это был Дом творчества писателей, откровенно захохотал, уверенный в том, что всех все равно не упечь в тюрьму, лагерь или психушку.