Олег Меньшиков
Шрифт:
Прошлое Слая в тексте роли дано буквально несколькими репликами. Меньшиков проигрывает прошлое героя, обходясь развитием отношений с Иваном. Антиподом, привлекающим его, как всегда привлекает нас то, чего мы не можем отыскать в самих себе. Ему все больше любопытен Жилин. Он не спускается до салаги, он на самом деле как бы очень медленно подымается к нему.
В частности, перестает играть в победителя Слая, в Рэмбо, для которого нет преград. Он такой же поверженный, как Иван, и ему грозит такая же участь. Даже пострашнее - за него некому платить выкуп.
На международном языке такие люди, как Слай, называются коммандос. За этим термином встает четкое представление о данной профессии: жестокий, беспощадный наемник. За деньги, большие деньги,
До еще недавнего времени в России не было наемников - коммандос. Хотя наши солдаты и офицеры воевали в Корее, во Вьетнаме, в Афганистане. Все освящалось идеей борьбы за национальную свободу того или иного народа, отстаивавшего независимость перед западными агрессорами. Сейчас война идет на территории самой России - бессмысленная, затяжная, сгубившая и продолжающая губить десятки тысяч молодых жизней. Армия потеряла достоинство, уважение, стала ненавистной для тех, кого призывают в ее ряды. Приходится платить профессионалам из своих, не обращаясь к зарубежным умельцам. Слай - свой, родной коммандос. Он с тихой яростью говорит Ивану, как бы хотел войти победителем во двор Абдул Мурада - сжечь, убить, истребить всех. Все... Но Меньшиков и не уходит от русского менталитета в образе наемника - россиянина.
Как бы ни были нужны Александру деньги, до конца он так и не сможет вырастить в своей душе непробиваемый холодный цинизм, который бы сделал его жизнь плавной, плоской, без драматических глубин. Позволил бы с легким сердцем, походя, убивать, уничтожать. Так, как если бы ему пришлось вытачивать детали или сидеть за рулем такси... Как бы ни был он жесток, как бы ни презирал чувствительность, порывы Ивана, Сашка не преступит ту черту, за которой человек становится управляемым роботом-убийцей. Это оставляет надежду на возвращение к человечности - даже в профессионале коммандос. В русском коммандос.
...Ситуация такова, что, нацелившись на побег (иного пути на волю больше нет), Сашка все время живет как бы в пограничном состоянии. Было бы неразумно ждать, что он, "человек войны", вдруг станет "человеком мира". Что напрочь откажется от поступков аморальных, низких. И все же что-то в Слае понемногу переламывается. Хотя далеко-далеко не многое. Он еще дурит голову Жилину, живо рассказывая легенду об отце-генерале и матери-актрисе, живущих "на диком севере"... Зачем-то спросит Ивана, как правильно пишется слово "дезодорант", а нужно оно ему для письма, адресованного в никуда. Зато это еще одно "не наше" слово, красивое, ароматное... Употребление таких слов, по мнению Слая, видимо, относит его к слою интеллигентному, повышая социальный статус в глазах Ивана. Он будет еще злобно дразнить Жилина и Хасана, приставать к сторожу, не споет ли он... "Я что-то слова забыл, не напомнишь ли?" Хасан слышит, понимает, и Сашка хорошо знает, что эти слова, произнесенные так простенько, почти невзначай вроде бы, так мило усмешливо, на самом деле вонзаются в немого. А Слай следит - сумел ли уколоть, напомнив калеке об его увечье? Актер не боится быть таким в портрете героя. Меньшиков вообще всегда склонен к истинным человеческим портретам, не подмалевывая их красками выдуманными...
Тут и вырвется у него, каким бы он хотел прийти к старику Абдул Мураду и его односельчанам: "...Только в новом камуфляже. С оружием..." "Зайти во двор и всех перестрелять. Мне не хочется их убивать",- возразит Жилин. "Надо, Ваня. Это война". Жесткий, твердый, непоколебимый голос. Абсолютная уверенность в том, что только так следует поступить. Ни малейших сомнений. Лицо снайпера, берущего на мушку свою жертву. Да, это война: если я не убью их, они убьют меня. Других вариантов не бывает...
И все же не противоречу себе, сказав чуть раньше, что в душе прапорщика, в его сознании что-то неторопливо меняется... Извечная российская иррациональность не позволяет ему до такой степени освободить себя от связи с другими людьми. Она его стесняет, не привык он себя обуздывать в жестокости и мести. Но встреча с Иваном не дает возможности до конца отделить себя от других. Внешне он еще безучастен к остальным. Но ведь воюет-то он ради того, чтобы заработать деньги для больного сына. Это выяснится перед побегом, как бы обеляя Александра.
Такой посыл кажется несколько насильственным в органичной в целом ткани фильма. Он введен сценаристами, чтобы оправдать Слая, пошедшего убивать ради денег. Меньшиков в таких откровенных подпорках не нуждается. Ему важна опора духовная, то есть перемены в системе взаимоотношений с жизнью.
Решившись бежать, понимая, что шансов на успех немного, Саша смущенно, буквально в последнюю минуту перед уходом из подвала, скажет Ивану: "Если что чего-то вдруг... В общем, сын у меня в Чите больной. Я туда деньги посылаю. Адресок у командира возьми". Никогда бы раньше он не признался в этом Жилину. Тому, каким встретил его поначалу: сельским олухом. Он понял что-то сущее в парне - и доверился ему. Меньшиков прекрасно снижает сентиментальный пафос трудного признания, делая его пронзительно точным для Слая, пережившего так много в общении с действительно нормальным человеком.
Бодров трижды повторяет кадр, когда в маленьких оконцах появляются горькие, застывшие лица пленников. Они прижимаются к стеклу, кажется, сейчас, наконец, выдавят его и глотнут воздуха, которого им так не хватает. Воздуха желанной, недосягаемой свободы.
В спор с жестко заданным и четко очерченным поначалу обликом Слая вступает нечто, поднимающееся в его странной душе. Ему нужна теперь свобода не только ради войны. Свобода нужна для того, чтобы просто жить...
...Взвинченный Сашка сообщает Ивану, что сегодня у него день рождения. Вдруг, как-то почти между прочим, предлагает: "Давай сбежим?" Иван согласен. Забираются в подвал - отпраздновать перед побегом славную Сашкину дату. Стоят бочонки с вином, бери, пей сколько угодно. Вот где раздолье! Сашка позволяет себе расслабиться. Он устал жить много лет в оковах борьбы с миром и с самим собой. Что-то простодушное, детское, почти как у Ивана, проступает в непобедимом, злоязычном Слае. Практичный парень, он предлагает открыть бар в этом темном подвале! Забавно... И тут же обещает Ивану: "Я тебя отсюда вытащу..."
Актерский дар по-прежнему бушует в нем, он дает очередное представление на тему своей изумительной биографии, опять замешанной на высоких темах: "Мне говорили: иди в артисты. Талант. В Большой театр даже звали Гамлета играть..." На этот раз в абракадабре Сашки слышится глубоко загнанная мысль, которой он не давал шевелиться в прошлом: пошла его судьба да не по той дорожке. И о таланте ему, возможно, говорили. Но талант для сироты-детдомовца - лишь обуза... Пришлось зарабатывать деньги на чужой крови. А мог бы - играя самого Гамлета на сцене Большого. Неслучайно он скажет о главном: "По дури завербовался..." Не жалуется, не взывает к сочувствию, это не в его правилах. Просто что-то долго накапливалось, потом стало жечь, искать выхода, пока не вылилось в несколько слов. Но самых, наверное, значимых для Саши...
И еще... О возвращении в детство, где мы всегда лучше и чище, какими бы мы ни были.
Хасан выводит пленников на крышу сакли. Саша и Жилин, скованные, танцуют. Два гордых наездника в бурках. Только оковы - лишний атрибут в танце их. Сашка прекрасен, гарцуя, проносясь по крыше, забыв или почти забыв на мгновение о плене. Но надолго оковы забыть о себе не дадут. Вспомнить - как вонзить в себя нож. Слай плачет. Самое удивительное, что своих слез не стыдится. Хотя немногим раньше и представить себе не мог, что станет рыдать на глазах у салаги и немого "нерусского". Прошлое неожиданно обретает над ним власть, силу. Ударяет в сердце. Души неоседлые, как Сашка, обычно беспечны и равнодушны к тому, что было с ними до данной минуты. Они легко разрывают связи с былым. Или себя к этому жестко приучают. Но тут прорвало плотину...