Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле
Шрифт:
Пентег и Тихомил сначала проживали на подворье Богоявленского храма, но поскольку там постоянно царили теснота и скученность от множества нищих и бедноты, ищущих пристанища на ночь, поэтому они перебрались на постоялый двор. Вызнав, где пребывает Ольга, влача свою рабскую долю, друзья ломали голову над тем, каким образом вызволить княжну из ханского гарема и вместе с нею бежать из Сарая. Ханский дворец был обнесен высокой стеной из сырцового кирпича с круглыми башнями по углам. По стене днем и ночью расхаживали стражники, сменявшиеся через каждые три часа. Проникнуть во дворец можно было только через главные ворота, где тоже дежурила недремлющая стража в самом воротном проезде, похожем
Дни проходили за днями, уже солнце стало пригревать по-весеннему, а Пентег и Тихомил по-прежнему ничего не могли придумать, как им добраться до Ольги или хотя бы подать ей весточку, что они приехали в Сарай ради ее спасения.
…Обернувшись на скрип открываемой двери, Пентег перестал водить точилом по лезвию кинжала. Увидев вошедшего Тихомила, в усах которого притаилась довольная улыбка, Пентег распрямился, отложив в сторону кинжал и брусок из наждачного камня.
— Ну? Молви же, леший, не тяни! — проговорил Пентег, объятый радостной надеждой. — Неужто тебе удалось отыскать лазейку во дворец?
— Ох, и грязища кругом! — сказал Тихомил, нагнав на себя невозмутимый вид. — По улицам ручьи текут, на торжище повсюду лужи, так что без сапог не пройти.
Сняв шапку и плащ, Тихомил положил на стол холщовую котомку со съестными припасами, за которыми он и ходил на рынок. Из котомки растекался запах свежеиспеченных лепешек, багдадского перца и вареной говяжьей печени.
— На вино деньжат не хватило, брат. — Тихомил подмигнул Пентегу с видом заговорщика. — Хотя повод для выпивки у нас имеется, видит бог.
— Не томи душу, злодей! — начал сердиться Пентег. — По глазам вижу, с доброй вестью пришел. Не иначе с Ольгой повидался! Так?..
— На торжище я столкнулся нос к носу, с кем бы ты думал? — Тихомил сел на стул напротив Пентега. — С ордынским вельможей Бухтормой. Я тебе рассказывал о нем, помнишь? Бухторма и князь Олег давние друзья. Когда Урус-хан утвердился в Сарае, то Бухторма присягнул ему на верность. Мамай разбил Урус-хана, и тот бежал в Синюю Орду. Бухторма, его жены и дети бежать не успели, воины Мамая схватили их. Мамай отнял у Бухтормы все его имущество. Теперь Бухторма и его домочадцы вынуждены пресмыкаться перед Мамаем и Мухаммедом-Булаком, дабы заслужить их прощение. Из эмиров Бухторма скатился в дворцовые слуги, бегает на побегушках, куда прикажут. Сегодня Бухторме приказали купить овощей на рынке, дали денег и двухколесную тележку. Я поначалу не узнал Бухторму. — По лицу Тихомила промелькнула мина сочувствия. — Он так исхудал и осунулся, одет в грязный халат и дырявые сапоги, борода у него висит, как мочало, взгляд, как у забитого мерина. Видать, хлебнул лиха, бедолага!
— Да хрен с ним, с этим Бухтормой! — не выдержал Пентег. — Ты об Ольге речь веди.
— В общем, так. — Тихомил сделал серьезное лицо. — Бухторма может свободно входить и выходить из ханского дворца, у него есть пайцза, такая узкая медная пластинка с дыркой, своего рода пропуск…
— Знаю, видал я такие пластинки, — нетерпеливо перебил Тихомила Пентег. — Молви суть.
— А суть в том, что Бухторма может через свою жену, которая прислуживает в гареме, послать от нас весточку Ольге, — сказал Тихомил. — И записку от Ольги к нам Бухторма тоже может пронести из дворца. Я велел Бухторме на словах передать Ольге, что двое рязанских мужей хотят вызволить ее из неволи. Коль у Ольги есть своя задумка относительно побега, то пусть она поделится ею с нами. Объединив наши усилия, мы, быть может, добьемся желаемого. Бухторма обещал завтра принести мне ответ Ольги. Завтра ему опять предстоит идти на торжище.
— Можно ли доверять этому Бухторме? — Пентег заглянул в глаза Тихомилу.
— Думаю, можно, — мгновение подумав, ответил Тихомил. — Я помню, каким был Бухторма года четыре тому назад, когда Олег Иванович гостевал у него в доме, прибыв в Сарай для встречи с Урус-ханом. Тогда Бухторма был похож на спелый налитой персик, ныне он более напоминает высушенную сливу. От него остались кожа да кости. Не о милости Мамаевой мечтает теперь Бухторма, но о мести ему и Мухаммеду-Булаку. Бухторма нахлебался по горло унижений, поэтому он станет нам помогать. Я прочел это по его глазам.
— Что ж, брат, доверяю твоему чутью, — промолвил Пентег, протянув руку к котомке. — Ну-ка, что у нас сегодня на завтрак? Ого! Мясо и свежий хлеб!
— С завтрашнего дня переходим на сухари и воду, друже, — сказал Тихомил, ополаскивая руки в деревянной лохани с водой. — С деньгами у нас совсем туго. А ведь еще за постой в этом караван-сарае заплатить нужно. Скряга Гафур вышвырнет нас на улицу, коль мы промедлим с оплатой хотя бы на пару деньков.
— Что-нибудь придумаем, брат, — обронил Пентег, нарезая тонкими ломтиками вареную говяжью печень, нашпигованную чесноком. После всего услышанного от Тихомила голос у Пентега стал бодрым и оживленным, а выражение мрачной задумчивости исчезло с его давно не бритого лица.
Хозяин постоялого двора был человеком любопытным и падким на деньги, которые являлись смыслом его жизни. Со всеми своими постояльцами Гафур был предупредителен и учтив, покуда те вовремя вносили плату за проживание в его караван-сарае. Но стоило кому-нибудь из жильцов задержаться с оплатой хотя бы на день, их ожидал довольно неприятный разговор с Гафуром. Среди слуг Гафура было четверо здоровенных молодцев разбойного вида, которых тот использовал для выбивания денег с нерадивых постояльцев. Эти Гафуровы молодцы всегда имели при себе кинжалы и дубинки.
К двум своим постояльцам, снимавшим угловую комнату на втором ярусе караван-сарая, Гафур приглядывался с первого дня их заселения. Ему было непонятно, чем они занимаются и зачем приехали в Сарай. По внешнему виду эти странные жильцы смахивали на выходцев с Руси, хотя оба были одеты в татарские одежды и свободно изъяснялись на местном наречии. Никаких торговых дел эти два незнакомца не вели, да и на купцов они не походили, а скорее на воинов. Гафуру эти два русича сказали, что их хозяина, булгарского купца, ограбили лихие люди по дороге из Таны в Сарай. Мол, им велено дожидаться хозяина в Сарае, который залечивает раны, вернувшись обратно в Тану. При этом незнакомцы сетовали, мол, если купец-булгарин умрет от ран, тогда им придется наниматься на службу к другому купцу. Дело это непростое, ведь ни друзей, ни знакомых у них нет в Сарае. Для любого торговца они просто бродяги с большой дороги, всякий богатый человек поостережется связываться с ними.
Прожив в Гафуровом заведении два месяца, незнакомцы исправно вносили плату серебряными монетами. Блудниц они к себе не приводили, пьяными их никто не видел, своих соседей по караван-сараю они сторонились. Часто эта неразговорчивая парочка куда-то исчезала с постоялого двора то на день, то на два — куда? зачем? Гафуру это было неведомо. Поэтому его жадное сердце грызла тревога, как бы эти странные жильцы не исчезли насовсем, недоплатив ему за прожитые в гостинице дни.
Ранним мартовским утром Гафур постучал в дверь к двум незнакомцам, желая напомнить им, что пришло время платить за крышу над головой. С Гафуром разговаривал Пентег, который пообещал заплатить за жилье сразу, как только его друг вернется с торжища. «Он отправился разменять золото на серебро», — заметил при этом Пентег.