Ольхон. Легенда Души и Жизни
Шрифт:
– Эй, проверьте Тугана.
Кивнув, широкие мужчины скотоводы подошли к довольно низкому и понурому юноше. Он старался сидеть подальше от всех, смотрел куда—то перед собой и почти ломал себе пальцы, пытаясь сдержать сознание, рвущееся в дикое камлание. Быть нарымчи – значит страдать всякий раз, когда разум покидает тело. Ежели Кам сопровождает суйла, то нарымчи действует в одиночку. Перенося боль и муки, доводя тело до пика, Туган способен увидеть нечто сокровенное, предсказать страшное. Всякий раз, когда Тугана окружало много людей он срывался. И сейчас, когда его взгляд зацепился за множество фигур, он быстро поднялся с места и ринулся в глубокий, довольно темный лес. Вождь тяжело вздохнул, совсем не желая сейчас решать еще больше проблем, чем могло стать. Альп понял всё без лишних слов. Являясь старшим кам, он был способен удерживать в сильных руках не только тунур, но и лук. Тетива поддавалась его пальцам, а стрелы летели всегда точно в цель, – Кан видел это собственными глазами, когда прятался в густых зарослях. Недоверчиво подняв взгляд на каин ини, кам махнул головой, пытаясь сдержать пыл Барса. Туган был его другом,
– Кан, проследи за Барсом.
– Ата?
Кам совсем не заметил, как сильно удивился просьба ата. Альп вскинул бровь, поправляя колчан за спиной. Словно услышав нечто удивительное, Кан как можно быстро закивал, отставляя миску с едой, крепко сжимая чалу.
– Не переживайте, ата. Верните Тугана, он ещё слишком юн и неопытен.
В лесу раздался вой – волки всё чаще и чаще приближались к их деревне, совершенно не зная, что ожидать от племени тюрков. Волк был их символом, занимал большую часть нашивки на длинные халаты, или же ткани юрт. Но зверь – это дикое, совсем необузданное существо, от которого можно ожидать многое. Слыша завывание, Альп почти сразу скрылся вместе с тремя мужчинами, унося за собой что—то тяжелое, совсем не ясное Кану. Агабек вынужденно удалился, не видя смысла проводить собрание, когда отсутствовали важные люди. Кан и Барс продолжали сидеть подле костра, подставляя прохладную обувь под жар ветвей. Смотря на небо, усеянное звездами, эджи и каин ини думали о своем: Кан желал спокойно бродить по лесам, имея возможность общаться с небесными духами и духами земли; Барс желал стать кем—то большим, чем простой скотовод, но ата не позволял, отдавая всё предпочтение эджи. Барс незаметно злился, слегка ненавидел Кана за то, что тот всегда был первым. Кам повернул головой в сторону юрт. Там, где с обрыва можно было разглядеть Байкал, были видны небольшие искры, боле напоминающие светлячков.
– Я хочу чтобы ты знал, Барс.
– Мм?
С непониманием отведя взгляд, каин ини подпер руками подбородок, внимательно слушая эджи.
– Я не желал стать первым, готов бы быть каин ини по отношению к тебе. Я не выбирал стать первым, Барс. Но хочу, чтобы ты отрекся от столь пагубных мыслей и знал, что в любой момент может появиться тот, кто многое поведает ата.
– Как ты узнал?
– Тай сказал.
Фыркнув, Барс отвернулся от Кана, более не желая общаться с ним. Поднявшись, кам спрятал руки за спиной, покидая каин ини. Не желая соперничать с Барсом, Кан готов был отдать всё, что полагалось только ему. Постоянно прося ата распределить всё между каждым из них, кам получал пощечину и был вынужден покинуть деревню, покорно ночуя в лесу. В те моменты он не думал о том, что способен исчезнуть или кануть к подземным духам, нет. Стремление показать и доказать всем и вся многое – губили умиротворенную душу. Кан понимал это, но ничего не мог поделать с собой, полностью отдаваясь одному и тому же чувству – сожалению. Встав на край склона, он сделал глубокий вдох, даже с огромной высоты ощущая прохладу Байкала. Водная гладь была спокойной, если бы на небе была луна – она бы с легкостью отразилась на этом водяном зеркале. Кан усмехнулся. Увиденное во сне отошло далеко, словно и не было там странности. Только привычные будни. В груди появилась тяжесть. Сжав халаты, Кан старался сделать судорожный вдох, но невидимый ком застрял в горле. Паника выбивала из колеи. Еще один шаг и кам упал бы с обрыва, за спиной раздался тихий девичий голос:
– Найди, я ведь рядом.
Глава 1
Среди еловых ветвей бродила высокая девушка, облаченная в длинные халаты. С её плеча спадала коса, впалые щеки слегка румяны из—за холода, а тонкие пальцы всё пытались словить хрупкие снежинки. То и дело вытягивая руки, она с легкостью задевала пушистые ветви, вынуждая снег падать подле босых ног. С каждым пройденным шагом девушка приближалась к деревне, в которой царил мир и уют. Скотоводы носили на своих спинах сено, земледельцы с грустью махали головой, просматривая мешки, что достали из одной юрты. Замерев за широким стволом, она пыталась незаметно следить за каждым уверенным шагом мужчин, пыталась разглядеть дивные наряды женщин, замечая нечто пушистое на их плечах. Жесткий голос заставил её дернуться, вжаться в дерево как можно сильнее, боясь за собственную жизнь. Староста был зол. Осматриваясь, он словно пытался найти кого—то, но все те, кто попадался под его взор – не нужны. Сжав широкий кожаный пояс, староста сделал глубокий вдох. Опустив голову, он старался сосредоточиться на внутреннем спокойствии, но всё, что приходило в ему смятенную душу – злость да ярость. Девушка попятилась, но тонкая ветвь под ногами разломилась, привлекая внимание всей деревни. Староста победно усмехнулся.
– Джан, духи разгневались на нас. Отчего, подскажи нам.
Нервно сглотнув, девушка вышла из—за укрытия, стараясь прижимать руки к ногам. Не смея поднимать взгляд на мужчину, кам старалась придумать нужный ответ, найти его среди маленьких духов, мирно парящих в воздухе постоянно.
– Да простит меня староста. Но я не ведаю, отчего духи гневаются.
– Уверена, дитя?
Сжав малую часть халата, Джан решительно подняла взгляд, заглядывая в темные, почти пустые глаза старосты. Она всегда боялась этой суровости, никогда не осмеливалась перечить или разочаровывать своего ата, когда тот требовал большего от неё. Но теперь, когда Джан не могла войти в контакт с духами, потеряв большую часть себя, – ата гневался куда больше. Отобрав орбу и тунур, староста в тот миг одарил дитя пощечиной, выгнав из семейной юрты туда, куда только глаза видели – в густую чащу леса, где среди хищных зверей
– Как осмелилась ты явиться в деревню?
– Меня не было здесь год, ата. А вы даже не думали, жива я или нет?
Совершенно точно зная ответ, Джан неосознанно повторила в слух то, что проговаривала про себя множество раз. Отступившись единожды – больше никогда не сможешь вернуть расположение старосты, даже если ты его кыз. Староста усмехнулся. Замечая, что всё больше и больше жителей деревни собирается вокруг них, он решительно пошел вперед. Приподняв руку, мужчина не сдерживая силы ударил Джан по щеке, заставляя ту пасть на ледяную землю. Красный след почти сразу выделился ярким на фоне бледной кожи. Джан знала, что злить ата нельзя. Слишком много «нельзя» было в её жизни, пока деревня не оказалась за спиной, а край скал, что вели к любимому Байкалу – недосягаемым. Сжав руки, кам смотрела перед собой, видела, как мелькала плотная зимняя обувь, как мех скользил и приподнимал тонкие хлопья, оставляя за собой небольшой след. Джан и не думала, что шкуры животных пойдут в обиход. Раньше они обходились плотной тканью, оставляя мех только мужчинам. Но теперь, когда леса полны зверья – её деревня способна существовать даже в зимнюю стужу. Красные пальцы ног слегка немели. Кам не помнила, когда украдкой могла выкрасть с длинных веревок одежды, кутаясь в них всякий раз, когда начиналась вьюга. Деревья в те моменты прогибались столь низко, что ломали небольшие шалаши, вынуждая искать пещеры без бурых медведей или стаи волков.
– Ты потеряла мое расположение, кыз. И не смела являться сюда. И пускай твое тело разорвут волки, но такого позора для нашей семьи я боле не потерплю. Уходи, Джан.
– Ата, вы очень жестоки.
– Сегодня я благосклонен, но не смей пользоваться моей добротой.
С трудом поднявшись, Джан стерла с губ вязкую слюну. Она давно не могла испить чистой воды, ибо все воды заледенели. Изредка довольствуясь талой водой, кам с упованием испивала до последней капли, совершенно забывая о её сохранности до следующих дней. Джан желала выжить, идти и познавать мир дальше, покидая Ольхон, прощаясь с Байкалом. Из мыслей кам выбил шепот, доносящийся со всех сторон. Несколько крепких мужчин приносило всё больше полупустых мешков, где должны были быть запасы деревни. Староста с удивлением развязал несколько тугих узлов, оттягивая край плотных мешков. Запасы пропали, полностью сгнили или были надкусаны кем—то. Мужчина обернулся в сторону Джан. Крепко сжимая руку, она слегка прихрамывала на правую ногу, пытаясь скрыться среди пушистых ветвей ели. Нагнав кыз, староста схватил её за волосы, натягивая те на кулак. Со злобой утаскивая Джан в деревню, мужчина не слушал крики, с силой ударял по рукам, пытающимся разжать его пальцы. Он был в ярости. Кинув кам на землю ближе к костру, он вытащил из небольших ножен острый нож. Присев, староста притянул кыз к себе так, что на шее появилась тонкая полоса. Алая кровь малыми каплями стекла внутрь тонких халатов. Страшась гнева ата, Джан не была в силах контролировать дрожь во всех теле, руки не могли сжаться на плотных одеждах ата. Всё, что было в силах Джан – смиренно принять свою участь, ибо не было сил никаких дать отпор и не смела она идти против мужчины.
– Это ты сделала?
– Ата, я не понимаю вас.
– Не смей называть меня так, пропащая. Поддалась воле кормос? Стала одной из них и теперь в смертной оболочке делаешь всё, дабы нашей деревни не стало?
С трудом сдерживая слезы, Джан смотрела в глаза ата, совершенно не зная ответа. Она не могла понять, отчего староста решил обвинить её, не видела человеческих зубов на плодах. Джан просто не знала, что могла сотворить, пытаясь вернуться в камлание. Всякий раз, когда кам пытался вступить в тесный контакт с духами без тунур – он страдал. Подвергал душу тягостным пыткам, в муках и терзаниях падая на земь. Сплевывая вязкую кровь, кам терял часть рассудка, забывался и путался в мысля, пропадая навек для этого мира. Джан это знала, осознавала последствия, но не могла ни минуты без душ, которые видела теперь постоянно. Не пугаясь их принадлежности к тому, или иному миру, кам с улыбкой на лице сотрудничала с каждым, протягивала руку помощи, была посредником. Тем, кем всегда должна была оставаться.
Жители деревни сторонились старосты, но не покидали небольшой площади, специально подготовленной для вечерних сборищ перед костром. Пепел пачкал одежды и ноги, тяжелые удары старосты обжигали, словно был он не руками, а чем—то легким, достаточно быстрым и резким при движении. Прикрывая голову, Джан молча терпела всё то, что уготовила ей судьба, пока староста не поднял ногу, отпихивая кыз от себя. Тяжело ударяясь головой о котел, кам с трудом удержала сознание, пытаясь запомнить, не простись происходящее. Ведь ата не разобрался, сразу же обвиняя её во всем. Не дал право слова. А все те, кто когда—то с любовью относились к ней – молча смотрели, не смели пойти против или просто спасти, позволяя сбежать. Приподняв взгляд, Джан заметила в толпе бывшего суйла – возлюбленного, что трепетно держал за руку, оберегал во время камлания и просто был рядом. Но теперь всё иначе. Его за руку держала другая девушка, тесно прижимаясь к его плотным одеждам. Взгляд юноши был растерянным, словно он хотел сделать шаг, но его сдерживали, не позволяли вмешаться.
Староста на короткий миг замер, когда поднялся сильный ветер. Снег воспарил, почти полностью перекрывая обзор. Нечто прохладное дотронулось до руки Джан, помогая подняться с ледяной земли. Природа укрывала кам, позволяя той сделать всё, дабы спастись от неминуемой гибели. От рук того, кто когда—то бережно поглаживал её голову, трепал темные густые волосы. Староста выпрямился, прикрывая глаза. Внутренне он ощущал, что происходящее не простая вольность природы. Духи гневались. Отвернулись от его деревни с тех самых пор, как во время одного камлания произошло страшное. И теперь виновный кам был наказан. Сослан так далеко, как только мог, но он вернулся, принося только беды.