Ольховый король

Берсенева Анна

Но понять этого Вероника не успела. Сергей Васильевич по-прежнему держал ее у себя на коленях и, раздвигая ее ноги, ласкал со всей беззастенчивостью, которой она так от него хотела, – но в ней, в ней самой произошла мгновенная перемена. Возбуждение ее усилилось вдруг стократно, она вскрикнула, обхватила его плечи, прижалась к нему всем изнемогающим телом и забилась в его объятиях.

– Сердце мое… – донеслись до ее сознания его слова.

А может, примерещились они, потому что никакого сознания уже не было, и лишь сплошной ток сотрясал ее, и в этом электрическом шторме она чувствовала такую любовь к

нему, в какой никогда не призналась бы себе даже в самых тайных своих мыслях.

Она еще вздрагивала, еще вскрикивала, вжавшись лбом в его плечо, не в силах сдерживаться, но руки его чувствовала на своем теле уже не как оголенные провода. В них была нежность, и Вероника уже могла это сознавать. Как странно!.. Она не ожидала от него нежности теперь, когда даже из нее вьет жгуты телесная страсть, и что же должно происходить с ним, с мужчиной…

Его ладонь погладила ее по голове, губы коснулись темени. Она наконец решилась взглянуть ему в лицо. Его глаза были совсем близко, и в них не было ничего такого, что разрушало бы произошедшее только что между ними. И любовь, которую она чувствовала к нему, когда ее сотрясали страстные судороги, не исчезла тоже. Хотя тело ее было теперь спокойно, как озеро. Но… Но он-то по-прежнему сидит одетый, и в физическом отношении между ними не было ничего, кроме объятий и поцелуев, и что же это для него?..

– Сергей Васильевич… – смущенно пробормотала Вероника. – Но я… Но вы же…

Во всем, что связано с человеческим телом, с мужским телом, за годы работы сестрой милосердия не осталось для нее ничего такого, что могло бы вызывать хоть толику смущения. И все-таки она не решалась высказать ему то, о чем думала сейчас.

– И я не решаюсь, – произнес он. – Как мне вам сказать?

В который раз Вероника убеждалась, что он читает ее мысли. И в который раз поражалась его спокойствию в такие минуты, когда сама пребывала в полном смятении.

– Говорите как есть, – сказала она.

– Хорошо. Я знаю цену физической близости. Она невысока по сравнению с тем, что чувствую к вам. Вы полагаете, я огорчен, не получив своего? Это не так.

Его объяснение было внятным, голос звучал ровно. Веронике стало не по себе. Она сразу вспомнила, что сидит на коленях у мужчины, который даже не разделся, а саму ее прикрывают при этом лишь распущенные сетью волосы. Движение, которым она попыталась раздвинуть их по плечам пошире, вышло жалким и бессмысленным.

Сергей Васильевич снял с себя джемпер и набросил ей на плечи. Она поскорее стиснула в кулаке его рукава, придерживая их у себя на груди.

Он поднялся, держа ее на руках. Положил на узкую кровать. Сам сел рядом на край. Провел рукою по Вероникиным волосам. Она закрыла глаза, ей казалось, от стыда. В первое мгновенье так казалось. Но уже через минуту она забыла обо всем и лишь с замирающим сердцем прислушивалась к его руке, гладящей ее волосы, щеки… Он склонился к ее губам. Она выпустила рукава его джемпера из судорожно сжатых пальцев. Его поцелуи опустились по ее телу ниже, коснулись груди, живота. Все, что казалось ей закончившимся и, может, даже не бывшим, снова вспыхнуло в ней. Открыла глаза, увидела его лицо совсем близко. Огонь в ледяных глазах – как такое может быть? Она закрыла глаза снова, обняла его за шею, притягивая к себе. Он отстранился, и она сжалась от

вновь нахлынувшего стыда за свое бесстыдство. Но потом все-таки решилась приоткрыть глаза и увидела, что он срывает с себя галстук и что руки его при этом дрожат. Звякали об пол пуговицы сбрасываемой им одежды. Вероника почувствовала, что он накрывает ее сверху собою, короткий стон срывается с его губ и тут же гаснет в поцелуях. Он больше не отстранялся, и ее руки сомкнулись, обнимая его, – так, что разомкнуть их могла бы, она знала, только смерть.

Нет, и смерть не могла бы.

– Кажется, я обманул вас.

– В чем?

– Сказал, что цена этому для меня невысока.

– А она высока?

– Нет.

Кровать была слишком узкой, поэтому они лежали, вжавшись друг в друга, и Веронике казалось, его глаза мерцают прямо в ее глазах.

– Этому нет цены, – сказал он.

Она расслышала его слова губами, которых касались его губы.

– Я написала Винценту Лабомирскому, что не приеду к нему, потому что полюбила другого человека, – так же, в его губы, проговорила Вероника.

Сергей Васильевич молчал. Сердце у нее замерло.

– Не ожидал от жизни такого дара, – произнес он наконец.

– Я совсем ничего о вашей жизни не знаю, – вздохнула она.

– А вам хочется знать?

– Мне хочется понять, есть ли в ней место для меня.

– Сейчас я с недоумением думаю: неужели в ней есть место для чего-то еще?

– Но это пройдет. – Вероника улыбнулась и поцеловала короткую резкую морщинку в углу его губ. – Вы вернетесь к своей жизни, и все станет для вас иначе.

– Послушайте, Вероника. – Он повернулся на спину и быстрым движением привлек ее к себе так, что голова ее легла на его плечо. Теперь она не видела его глаза, но… Она все равно видела их. – Послушайте, – повторил он. – И прошу вас, поверьте мне. Теперь я должен вернуться в Польшу. Но через месяц буду в Минске. К тому времени найду жилье. И если вы согласитесь делить со мной кров, это и будет моей жизнью.

Виском она слышала биенье его сердца. Гулкое, будто удары молота.

– Расскажите мне о себе хоть что-нибудь, – жалобно попросила Вероника.

– Не хотите покупать кота в мешке?

Улыбку его она не видела, но тоже расслышала, как и сердце.

– Я не торгуюсь, – ответила Вероника.

– Это довольно безотрадная история, – нехотя произнес он.

Она подняла голову с его плеча, чтобы видеть его глаза по-настоящему, не в мыслях, и спросила:

– Как же вы предлагаете мне делить с вами кров, если даже ею не хотите поделиться?

– Что вас интересует?

Его глаза снова стали холодны.

– Вы говорили, что в Ракове родились…

– Да. При одном из раковских имений.

– При?..

– Мать была крестьянка, взяли в маёнток прислуживать. То есть она тогда еще не матерью была, а девчонкой. Заехал в гости хозяйский племянник. Возвращался к себе в Москву из Парижа, из свадебного путешествия. Наличие молодой жены не помешало мимоходом попользоваться хорошенькой горничной. Через три дня молодожены уехали. Вскоре выяснилось, что горничная беременна. Таких историй тысячи. Ничего, достойного вашего внимания.

– Простите, Сергей Васильевич, – тихо сказала Вероника. – Если вам тяжело об этом вспоминать…