Олимп
Шрифт:
На него нахлынули воспоминания о смерти старшего брата. Внезапно он увидел окровавленное, изувеченное тело Луиса, которое спасатели вытащили из-под обломков прицепа. Полицейская погоня на автостраде. Все эти годы его брат перевозил на своем трейлере наркотики из Ти-хуаны, а Томас не знал, даже не подозревал об этом. Он уже ничего не мог сделать. Когда он увидел сплющенный грузовик Луиса на обочине шоссе, было уже слишком поздно.
Он видел себя, беспомощного, оцепеневшего, слышал, как брата его объявили мертвым и вкатили в ожидавшую «скорую», затем увезли прочь. Вот так. Смерть приходит внезапно, как удар молнии.
«Что я мог сделать для его спасения?
– в тысячный раз задавался вопросом Родригес.
– Я должен был что-то предпринять. Но я был слишком занят, изображая летчика, занят подготовкой к космическим полетам. У меня не оставалось времени для семьи, для родного брата».
Он глубоко, с горечью вздохнул, втягивая консервированный воздух. «Что же, теперь справедливость будет восстановлена. Я добился того, чего хотел, я прилетел на Марс, а теперь я здесь умру».
А потом он услышал негромкий, мелодичный голос брата: «Не бойся, малыш. Никогда не показывай страха. Даже себе самому».
Родригес не боялся. Он чувствовал лишь непреходящую грусть, потому что не помог Луису, когда тот нуждался в помощи. А теперь все подходило к концу. Все сожаления, все надежды, все-все…
На какой-то миг ему показалось, что он видит на стене тусклый красный огонек. Он моргнул. Ничего. Он снова поднял взгляд, но шлем мешал видеть. «Ты хватаешься за соломинку, - сказал он себе.
– Ты так хотел увидеть это, и ты увидишь, даже если его там на самом деле нет».
Но смутный огонек снова мелькнул, и на этот раз не исчез, даже когда Родригес сморгнул. «Проклятые шлемы!» - разъярился он. Нельзя ничего к чертовой матери увидеть, пока оно не окажется у тебя под носом.
Он попытался отклониться назад всем телом, понимая: одно лишнее движение - и он свалится с уступа и полетит в бездонную кальдеру.
Вот он! Далеко у него над головой раскачивался красный огонек маяка, похожий на недремлющее око всевидящего спасителя.
Он снова прислонился к скале. Ноги его стали мягкими, безвольными. Черт подери, старина, ты действительно испугался.
Теперь он различал болтающиеся ремни, к которым клейкой лентой был примотан телескопический столбик маяка. «Где, дьявол его возьми, Мицуо достал клейкую ленту?
– удивился он.
– Должно быть, все это время носил с собой. Универсальное средство. Когда мы вернемся на Землю, то сделаем этой штуке рекламу. „Спаси свою жизнь на Марсе с помощью проклятой клейкой ленты"».
Казалось, прошел целый час, прежде чем маяк приблизился и Родригес смог его схватить. Подрагивающими руками Родригес потянулся и вцепился в маяк, оторвал его и пристегнулся к тросу. Затем он защелкнул все крепления и, пробуя, дернул за трос. Он показался прочным.
Родригес потянулся к контрольному рычагу, который включал подъемный механизм. Но остановился.
– Погоди немного, - прошептал он отрывистым тоном профессионального летчика.
Он наклонился и подобрал маяк. Раздвинув его на полную длину, он засунул заостренный конец в щель в базальтовой стене. Вряд ли он долго продержится, да и работать сможет, только если солнце будет светить на него несколько часов в день. Но он почувствовал удовлетворение, оставив знак того, что люди с Земли были здесь, что они спустились в эту яму, вырвали у нее по крайней мере несколько секретов и выжили - возможно.
– О'кей, - сказал он сам себе, хватаясь за канат одной рукой.
– Поехали.
Он надавил на контрольный рычаг, и его сбило с ног. Он почувствовал, как его тащит по скалистому склону, и скафандр трется, сминается, скрипит, голова его билась о шлем, ноги, обутые в ботинки, болтались, но он ехал вверх.
Хуже этого ему не приходилось испытывать ни в одном тренажере. Хуже, чем в центрифуге с повышенной силой тяжести, в которую его сажали. «Такого даже в „Диснейленде" не увидишь», - подумал Родригес, стуча зубами и подпрыгивая, когда его вынесло на край кальдеры.
Наконец все было кончено. Родригес лежал, пыхтя, задыхаясь, все тело ныло. Рядом на камнях застыла неподвижная фигура Футиды.
Родригес перекатился на бок, насколько позволял ему рюкзак. Небо над темным силуэтом Футиды было усыпано звездами. Сверкающие яркие, дружелюбные огоньки подмигивали ему, словно тысячи тысяч алмазов. Словно райское видение.
«Я это сделал, - сказал себе Родригес. И поправился: - Пока не совсем. Рано об этом говорить».
Он приблизил свой шлем к голове Футиды.
– Эй, Мицуо! Ты в порядке?
Это был глупый вопрос, и он сам это понимал. Футида не ответил, но Родригесу показалось, что он слышит дыхание японца: тяжелое, частое и поверхностное.
«Нужно нести его в самолет. Здесь я не могу для него ничего сделать».
Родригес торопливо расстегнул свои ремни, затем осторожно поднял продолжавшего оставаться без сознания Футиду и встал на ноги. «Хорошо, что мы на Марсе. Я бы никогда не смог тащить его в Этом скафандре, будь мы на Земле. А теперь где, черт подери, этот самолет?»
В отдалении Родригес заметил одинокий красный глаз установленного ими маяка. Он направился к огоньку, бережно неся на руках товарища.
«Я не смог сделать этого для тебя, Луис, - мысленно произнес Родригес.
– Я хотел бы помочь тебе тогда, но это все, что в моих силах».
В куполообразном здании базы было темно и тихо, освещение выключено, поскольку наступило время сна, пластиковая оболочка сделалась непрозрачной, чтобы предотвратить утечку тепла во время марсианской ночи. Стэси Дежурова по-прежнему сидела у консоли, она задремала, когда раздался вызов Родригеса.
– Мы в самолете,- без предисловий объявил астронавт.
– Дайте мне Виджай.
– Виджай!
– крикнула Стэси голосом, от которого сонное здание задрожало.
– Джейми!
В темноте послышался звук торопливых шагов, босые и одетые в носки ноги шлепали по пластиковому полу. Виджай, врач, скользнула в кресло рядом с Дежуровой, и ее черные, как смоль, глаза были широко раскрыты, в них читалось напряженное внимание. Вбежали Джейми и Труди Холл, еще полусонные, и остановились за женщинами.