Олимпийские тигры
Шрифт:
— Форум, кворум, борум, норум… — сердито сказала Вита и убежала со своей скрипкой, потому что из окошка ее квартиры кто-то кричал:
— Вита, скорее, тебе Федор Федорович звонит!
А Федор Федорович был Витиным преподавателем.
Леня грустно посмотрел ей вслед, вздохнул, втиснулся между Капитончиком и Филимоновым, обреченно открыл магнитофон и спросил:
— Ну, что я опять должен?
Надя Молча посмотрела на всех по очереди. Потом таинственно похлопала по самой толстой папке.
— У моего бра… у нас, — сказала она, — здесь законспектированы
— Интересно, а к чему ты это все? — подозрительно спросил Антон, хмуря широкие брови и трогая пальцем собственный бицепс на правой руке, у него такая была привычка — проверять свои бицепсы, как будто они могли куда-то исчезнуть.
— Я предлагаю… — очень тихо сказала Надя.
— Я предлагаю… зазнать Ларионова! — и оглянулась за беседку на всякий случай, не подслушивает ли кто.
— Это еще зачем? — удивился Антон.
— А затем, что лучше зазнавать его сейчас, — горячо сказала Надя, — пока бацилла славы еще глубоко не пустила корни. Лучше переболеть славой сейчас, чем в будущем! Он сам увидит, что это такое, и тогда уж будет иметь прочный иммунитет против звездной болезни! И еще спасибо нам скажет.
— Ну уж нет, — сердито сказал Филимонов. — Я не позволю вам портить нашего с измала-рекорд-бея! Друг я ему или не друг?
— Не друг! — вскричала Лена. — Не друг, раз не хочешь помочь ему зазнаться! Вот. Кто лучше всех прыгает? Ларионов! Кто надежда нашего дома? Ларионов! А кто, может быть, в двадцать лет станет надеждой нашей страны? Ларионов, может быть…
— Мы должны его сохранить для большого спорта, — заключила Надя. — Толкалин, записывай!
— Записываю, — запоздало сказал Толкалин и записал сам себя. — Вон что придумали… Безумная идея!
— Мы живем в век безумных идей, — отрезала Надя. — Это не я сказала, это Нильс Бор сказал. Что он еще сказал? — спросила она Лену.
Лена с готовностью раскрыла папку.
«Перед нами безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной».
— Ерунда какая-то… — сказал Антон и проверил бицепс на левой руке. — Это тебе не физика, а спорт.
— А в этом что-то есть… — сказал Капитончик. Вот! — обрадовалась Надя. — Вот именно! Мой брат что говорит? Он говорит, что все идеи, и безумные тоже, проходят три этапа: первый — «бред какой-то!» Второй этап — «а в этом что-то есть!» А на третьем этапе все кричат «ура» и говорят, что помогали.
— Ура! — крикнул Леня Толкалин и записал сам себя.
— Да у него на пять лет вперед расписан план атлетическо-аскетических тренировок! — вскочил со скамейки Антон и стал пробираться к выходу. — Я все эти ваши штучки и слушать не хочу!
— А я сегодня ни в какое кино не пойду… — сказала вдруг Лена загадочным голосом и принялась накручивать на палец прядь своих прекрасных русых волос.
— В какое еще кино? — удивилась Надя.
Антон Филимонов остановился. И Надя с отчаянием сказала ему:
— Да ты послушай! Ты думаешь, я просто так? Мы же с Леной изучили все эти Олимпийские игры до нашей эры с семьсот семьдесят шестого года до триста девяносто третьего года нашей эры, а потом, начиная с девятнадцатых Олимпийских игр…
Тут Лена забубнила, уткнувшись в папку:
— …которые возродились в тысяча восемьсот девяносто шестом году в Афинах благодаря усилиям французского барона — педагога Пьера де Кубертена…
— Да, — сказала Надя. — Вот именно. И мы сделали выводы, серьезные, и законспектировали все взлеты и падения чемпионов мира по разным видам спорта…
— От Ромула до наших дней! — изрек лентописец Леня, с удовольствием записывая эти свои слова.
— Ты знаешь, Филимонов, — почти умоляюще сказала Надя, ужасно боясь, что он побежит и все тут же Ларионову расскажет. — Нет, ты не знаешь… А я вдруг выяснила, что многие спортсмены всех народов и разных времен и состояний… это я говорю про физическое состояние, конечно… справлялись и выдерживали любые перегрузки, ну, физически выдерживали… а морально — нет! Слава, знаешь, скольких погубила? И некоторых наших чемпионов, наших, советских рекордсменов не пощадила! Если Ларионов сейчас зазнается…
— Да он уже и зазнался… — простодушно вздохнул Капитончик. — Вчера он со мной свысока разговаривал! Как будто я на первом этаже, а он на двенадцатом. А между прочим, стояли рядом.
— Нет вот, — злорадно подхватила Надя.
— А он вчера со мной совсем не поздоровался…
— А со мной поздоровался, но сквозь зубы…
— Вот-вот, — снова злорадно подхватила Надя, — так у них все и начинается!
— Да я бы на его месте давно уже зазнался… — простодушно вздохнул Капитончик, который, несмотря на самые длинные во дворе ноги, мог бегать, а прыгать — не очень. — Я бы и ждать не стал…
— Вот, — сказала Надя. — Капитончик всегда прав. Мы и не будем ждать. Мы проведем в нашем дворе свои олимпийские игры по прыжкам в высоту с шестом… Лен-топиеец, записывай!
— Да записываю я, — и снова записал самого себя. — Олимпийские это здорово, это я понимаю, а насчет Ларионова — не совсем допонимаю, и зачем записывать — тоже недопонимаю…
— Потому, что это научный опыт, — сказала Надя, — первый такой опыт в истории спорта. А не просто так. Мой брат на эту тему диссертацию пишет. А такого опыта у него нет. А у нас будет! Полезный!
— Полезный? — нерешительно спросил Антон Филимонов, жалобно поглядывая на Лену.
Он уже снова сидел, правда, у входа, правда, на краешке скамейки, но сидел и слушал.
— Конечно, полезный! — оптимистически воскликнула Лена. — И для Ларионова… и вообще… для спорта!
— Еще раз «ура»! — сказал Леня. — По-моему, все ясно, по-моему, надо уже голосовать — чего тут разговоры разводить? У меня через час кружок кинолюбителей на телевиденье, мне это тоже важно…
— Голосовать так голосовать… — вздохнул Филимонов. — Раз уж опыт… — и поднял руку.