Оловянная корона
Шрифт:
Здесь шатры самые что ни на есть царские, пышностью и богатством окаймленные. Кажный размером больше избы русича, а убранством - точно со дворца и не уезжали. Энто кто, спрашивается, обо всем обеспокоился, все подготовил? Молчан, конечно. Мелочевку любую, тютельку, что царевичу люба, распорядился с собой взять. Чтобы Эдуару привычно было в походе. А он даже не заметил. Сидит с Михаэлем балясины точит. Ух, как им весело.
А у него кошки на душе. Уж третьего дня, как пропал Валлиган. Точно под землю провалился, аккурат после речи своей худой. Егойные люди говаривали, что по делам срочным уехал. Дескать, сам король приказал.
– Мойно, хватит там ходить, - заметил его царевич.
– Пойдем к нам. Успокойся уже, здесь, среди моих людей, я в безопасности.
Делать нечего, не ослушаться же Эдуара. Мойно молча подошел и сел подле костра. Царевич знай себе сидит, палкой в угли тычет, а Михаэль руки на пупе скрестил да смотрит искоса, с хитрецой.
– Таки иногда опасность подстерегает нас как раз тогда, когда мы думаем, что в безопасности, - точно думу вслух потаенную обронил Михаэль. Неспешно, нараспев говорит, засранец эдакий.
– Если я не ошибаюсь, молодой человек, ваш дядя тоже думал, что в Утесе Гроз ему ничего не угрожает.
Помолчали. Кажный о своем. Эдуар, значитца, дьядьку своего вспомнил - по глазам влажным ясно стало - мужика своевольного, вздорного, гневливого порой, а все же его как сына любившего. Молчан об временах подумал прежних, когда гридем обычным был, возвыситься не желал, когда вместе все были, все заодно - он, Иллиан, значитца, да Айвин. Теперь же по-другому. А Михаэль... черт разберет, о чем шуйцый мастер думал, но речевать дале стал он.
– Но вам, молодой человек, в любом случае повезло. Ваш тайный правый мастер вернее, чем люди сира Эдмона.
Получается, вроде и похвалил, да в глаза так глянул, что Молчан себя кутенком обоссавшимся почувствовал. Ночь везде, от костра свет слабый, чуть заметный, а глаза Михаэлевские во тьме так и пышут, и пышут. Вот-вот загорятся.
– Мойно не просто мой правый тайный мастер, - глянул на него Эдуар.
– Он мой друг.
– Самое важное, молодой человек, правильно подбирать друзей. Таки что может быть важнее.
Говорит, злыдень, а сам на Молчана позыркивает. Вроде, знаю, об чем ты давеча с Валлиганом речевал. Все знаю, ирод. И пощады тебе не будет. Русича даже пот прошиб. Ижно у костра зябко, вона и Эдуар в плащ укутался, а у русича лбище все в мелких каплях. Десницей утер да искоса на Михаэля глянул. А тот сидит улыбается. Забавляется, значитца.
– Ладно, не будем засиживаться, молодые люди. Завтра рано утром в путь. Сир Мойно, не проверите мой шатер? У меня такое дурное предчувствие.
– Я правый тайный мастер короля, - почти не разевая рта да скулы сжав, ответил Молчан.
– Не ваш.
– Мне всегда казалось, что если со мной произойдет неприятность, то это отразится и на короле. Так же, как и с вами, молодой человек. Иными словами, мы не можем позволить, чтобы с нами что-то случилось. Мы не можем подвести короля, разве не так, сир Мойно.
Ух, как в темени у Молчана застучало, как зубы заскрипели, да персты хрустнули, в кулаки сжавшися. Пред глазами все побелело от гнева, пламенем огненным отразилось. В свете этом увидел и чело Эдуаровское - тревожное, удивленное - и Михаэлевскую рожу. Тот вроде напротив, смущен, али чего более, напуган был. Стоял, уста разинувши да мелко трясся, собака плешивая.
Вот он лик его истинный, самый
Поворотился назад да ахнул. Матерь Божья, хранительница да заступница всего и каждого, спаси и сохрани. Не иначе врата адовы отворились, да чрез них сюда диавол лезет. Во тьме, далече, точно к небу самому рука вздымается. То ангель павший к Богу назад тянется, да только десница та проклята, очернена, оттого только садов райских достигла, одернулась прочь да пламенем объялась.
Зело страшно Молчану стало, сердце заколотилось, как когда в полон его забирали. Плохой знак, дурной, видеть такое человеку. Раз уж скрытое наверх выворачивается, то, чего видеть не суждено в обычное время, жди беды.
Токмо царевич на свой лад рассудил. Чело у него все такое же тревожное было, да только не испуганное али растерянное. Повернулся к мастеру шуйцему, посмотрел внимательнее на пса, да вымолвил: "Это пожар. Пожар на Горе Богов".
Чужой среди своих
Молния обрушилась на землю раскидистой ветвью, разорвав темное небо в клочья и обнажив худенькую фигурку на дороге. Руслан успел разглядеть некрасивое скуластое лицо и несоразмерное ему тщедушное тело. Девочка быстро ступала по мокрой чавкающей жиже, поминутно оборачиваясь назад, то ли ища кого-то взглядом, то ли, наоборот, боясь найти. В следующую вспышку кинетик заметил, как по разорванной руке стекает и падает на землю бурый чуть заметный ручеек.
– Надеюсь, ее не сильно, - прошептал он, скорее, себе, чем своим людям.
– Нет, Марат сказал, что чуть заденет, не более, - отозвалась Ольга, и он кивнул.
– Надеюсь, в деревне никто не стал сопротивляться. Лишь бы местные не пострадали.
– Черным душам побоятся отпор дать, - решительно заявила Ольга.
"Пусть бы оно так и было", - произнес про себя Руслан.
План был, конечно, неплохой, вот только для его осуществления требовалось пойти на крайние меры. Крайние меры... Руслан провел языком по небу, словно счищая образовавшийся за ночь налет. Попробовал слова на вкус, и они ему не понравились. Так ли давно именно такими фразами говорил Канторович? Именно о том же самом. Только... только вот у него в мыслях, как все подмять под себя, а Руслан, наоборот, стремится не допустить этого.
– Желания разные, а методы одинаковые, - прошептал внутренний голос.
– Я никого не убил и на смерть ради собственного честолюбия не отправлял, - ответил Мёнемейстер.
– Не убил ради собственного честолюбия, а убивал, защищая своих.
– Спокойно ответил кто-то внутри головы.
– Так ты хочешь сказать?
Руслан не ответил - он мог обмануть себя, людей, но как обвести вокруг пальца Совесть? Он помнил пойманных телепатов - ведь никто не выжил. Потому что ни один не сломился, не сдался, не отступил от своих убеждений. Так ли хорошо Канторович промыл им мозги? Или это его вина, что не нашел к ним подход? "А чья же еще?" - прошептал голос?