Оловянная корона
Шрифт:
– Таки потому и воюет, что торговли нет, - объяснил Михаэль.
– А если бы был гешефт, то эти варвары тридцать раз подумали, прежде чем нападать.
– А это интересная мысль, - задумался Эдуар.
– Мойно, ты что думаешь?
– Интересная, - только и выдавил из себя Молчан.
– Я подумаю над этим, - произнес царевич будто себе.
– Ваше величество, - Михаэль придвинулся еще ближе. Молчан нахмурился, насупился, вот ведь пристал, как банный лист к заднице.
– Таки давайте за должность поговорим.
– Мы уже все обсудили.
Царевич затих, ибо в комнату вбежал один из гридней Молчана. Русич даже покраснел за своего слугу - вихры растрепаны, чело пятнами пошло, лоб в испарине. Хотел выставить наглеца, так тот лопотать стал, точно припадочный.
– Монсиньор, ваше величество, - гридь заметался, не зная, к кому обратиться, но все же остановился на Молчане.
– Вы велели доложить, когда сиры Кайнис, Бидивар и Гуймир вернутся...
– Говори, - сменил десный мастер гнев на милость.
– Все трое прибыли?
– Только сир Бидивар. Въехал в южные врата. Мы поняли по знаменам.
– Вот вам и первые сведения, - потер в ладоши монах.
– Не стоит торопиться, Михаэль. Сначала дождемся сира Бидивара.
Цирон Бидивар ввалился в зал спустя не более получаса, после появления грида. По запаху Молчан понял, успел по дороге набражничаться, песье семя. Бидивар обвел мутными очами залу, громко икнул и повалился челом в ноги государю. Энтот еще не пропащий, хоть и глядит вечно на вино, как кот на полную крынку. Однако ж супротив царя страх имеет, уважение то бишь. Это в ратном деле наиглавнейшее, первее, чем отличать, где у кобыли зад, где перед. Так и должно быть, сыновья в страхе живут перед отцом, отцы перед князем, князья перед царем. И не тот страх, когда в горячке мужик с оглоблей за дитями бегает, а те от него тикают. То дурость.
– Ваше... ваше величство, - поднял голову Бидивар, и Молчан испужался, как бы не сблевал, но ратник оказался крепким, лишь вновь икнул.
– Ваше приказанье и... иии-к... исполнено.
– Что ты узнал? Говори, от этого зависит, появится у тебя свой надел или нет.
В жизни не видел Молчан, чтобы так резво трезвели. Точно в секунду Бидивар пропарился да в купель ледяную нырнул - в очах мысль заиграла, тулово твердость обрело.
– Две деревни, ваше величество, во владениях лорда Уринара. Вырезаны все. В одном поселении трупы похоронены по обычаям Трех Богов, а во второй... Просто закопаны в землю.
– Видите, молодой человек...
– Это еще ничего не доказывает, - возразил Эдуар.
– Есть ли свидетели того, что там произошло?
– Да. Несколько местных крестьян. Они видели, как воины в деревне совершали погребение. Восемь человек. Но они запомнили лишь светловолосого великана и двух стражников в кольчугах с якорем.
Молчан опасливо взглянул на царевича - не случилось бы худа. Но тот лишь уста закусил, подлакитники так сжал, ижно длани напряглись и перста побелели. Однако ж сдержался, утихомирился и, как подобает государю
– Вы хорошо послужили мне, сир Бидивар. Вам это зачтется. Но вместе с вами я отправлял еще и сира Гуймира и Кайниса. Где они?
– Ваше величество, Джейвер и Глорис проявили... неблагоразумие. Они решили лично поймать виновников и принести их головы вам.
– Боюсь, они уже мертвы, - нахмурился Эдуар.
– Благодарю вас, сир Бидивар. Подождите меня снаружи, я подумаю, как отблагодарить вас.
Подняться Цирону все же помогли гридни Молчановские и увели прочь. Царевич восседал, безмолвствуя, упершись очами в потолок. Даже Михаэль, уж на что паскуда болтливый без меры, да и тот уста сомкнул, сидел ожидаючи.
– Получается, все, что говорил Михаэль, правда, - произнес отрок.
Михаэль, сын песий, только энтого и ждал. Бошкой затряс, окаянный, забормотал странное, но царевич его одернул.
– Даже если так. Как победить полубога? Я видел, что он может в битве.
– Таки надо думать головой, - зашелестел монах.
– Если этого нехорошего человека нельзя победить в равной схватке, то она должна стать неравной? И всего-то.
– Я не понимаю, - сказал Эдуар.
Молчан тоже нахмурился, ох не по нутру ему было это все, ох, не по нутру.
– Я имею в виду, этот самый Айвин когда-то же спит, ест. Так вот, надо дождаться, когда молодой человек попросту не будет нас ждать, и застигнуть его врасплох.
– Это коварство, - ответил царевич.
– Эх, мой дорогой. Сохранить жизнь своих подданных и порядок в королевстве не есть коварство. Таки коварство дать гоям убивать своих людей.
– Если честно, я до конца не могу поверить в это все. Что сир Айвин и сир Иллиан могли вступить в заговор с "темными душами" против меня.
– Коли уж такой разговор пошел, - подошел к отроку Молчан, - то и я молвлю. Как бы ни жалко было, как бы ни обидно, но уж больно на правду похоже. Тут письмо пришло, уж третий день будет как, ваше величество. От Ферринга Дуйне.
– От Мясника?
– удивился Эдуар.
– Как есть от него, - десный мастер тихонечко достал бумагу.
– Я быстро прочесть не смогу, все же в грамоте не силен. Дома-то разобрал, честь по чести, все помню.
– Думаю, здесь нужна дословность, - протянул руку Михаэль.
– Давайте, молодой человек, я хорошо читаю на всех диалектах кантийского.
Молчан было заартачился, да царевич строго зыркнул, мол, не балуй, пришлось подчиниться.
– "Эдварду Первому Энту, сыну Гранквиста Энта, королю Кантии, протектору Соленых Островов, Победителю северных племен, Защитнику Побережья и Утеса Гроз.
Спешу сообщить Вам, Ваше Величество, что со времен Ирни Лойтелли в наших землях не было правителя достойнее и мудрее, несмотря на Ваши юные годы. Ваш острый ум и честное сердце являются главными добродетелями королевства. Но всегда доброе и светлое должно противостоять темному злу. Злу, у которого есть имя и которое знают в лицо.