Оловянная принцесса
Шрифт:
За дверью не раздавалось ни звука, но шум и топот ног по коридору становился все громче.
— Надо взломать дверь, ребята! — скомандовал Лайам, и они отступили на шаг в узком коридоре, готовые все вместе наддать плечами. — Раз, два…
Но тут дверь сама отворилась.
На пороге стояла женщина — темноглазая, черноволосая, похожая на испанку актриса в алом платье, не прикрывающем обнаженных сверкающих плеч. Она была перепугана и едва могла говорить, задыхающаяся, с громко бьющимся сердцем.
— Где он? — крикнул Лайам. — Куда он делся? И вся растерянная ватага ввалилась в комнату.
Женщина беспомощно указала на открытое окно.
— За
Весь рой сорванцов мгновенно устремился через комнату к окну и вырвался наружу. Стена была невысокая, за ней начиналась стройплощадка, валялись кирпичи, доски, мусор; мальчишки перепрыгнули через все это и выскочили на Касл-стрит — стайка разъяренных оводов, преследующих быка.
Воображаемого быка.
Актриса захлопнула окно и длинно, судорожно перевела дух. Она была на пределе сил, ноги ее едва держали. Тяжело дыша, она снова заперла дверь, задвинула шторы и сняла парик. Приподняла подол; отстегнув застежку, сбросила с себя брюки, скрывавшиеся под юбкой, и швырнула их в кучу скомканной за дверью одежды — к валявшимся там рубашке, жилету и пиджаку. Тяжело присела к гримировальному столику. Постепенно ее дыхание успокоилось. Она распустила свои туго уложенные черные волосы, вынула окровавленный нож из ножен, пристегнутых к ноге ниже колена, и вытерла его шелковым платком. Посмотрела на свое отражение в зеркале — прямо и в профиль — и загадочно улыбнулась.
Невероятное предположение Джима оказалось не таким уж невероятным.
— Женщина? Как ее зовут?
— Кармен Изабелла Руиси-Солер, сэр. Она актриса.
— Надежная?
— По крайней мере, я знаю, как ею манипулировать, сэр.
— Ну-ну. Должен признать, что до сих пор вы меня ни разу не подводили, хотя этот ваш план — один из самых сумасшедших, какие только можно представить. Продолжайте, Блайхредер, и держите меня в курсе дела.
Мы с вами перенеслись на тысячу километров к востоку, в Берлин. Слова, которые мы только что слышали, принадлежат пожилому, свирепого вида господину — круглоголовому, лысому, с глазами навыкате и длинными висячими усами. Он оглядывается, коротко кивает и спешит к выходу, где его ждет экипаж. Секретари в приемной кланяются, слуги распахивают двери, чиновники торопятся за ним с папками документов, вокруг царит нервная суета, почти паника. Еще бы — ведь это сам великий канцлер, принц Отто фон Бисмарк!
Человек, оставшийся в кабинете, нащупывает подлокотники кресла и медленно садится. Это — банкир, человек примерно одних лет с Бисмарком, но совершенно лишенный начальственной энергии канцлера. Блайхредер больше походит на ученого мыслителя: благородный, лысеющий лоб, бакенбарды, полузакрытые глаза, тонкий нос с маленькой горбинкой. Он ждет, пока его секретарь затворит дверь.
— Итак, Юлиус, — произносит он, — как ты это все понимаешь?
Это их обычная игра. Молодой секретарь должен, используя известные факты, угадать неизвестные ему связи между фактами и предположительный план, который изберет утонченный и глубокий ум его начальника.
— Рацкавия… Не то ли это место, где только что убили кронпринца? Я видел что-то такое в сегодняшних телеграммах… Маленькое королевство на границе с Богемией. Живописная церемония — что-то связанное с флагом…
— Так-так. Пока все правильно.
— Ага, я начинаю соображать. Что-то они там такое добывают в горах. Олово?
— Никель. Очень хорошо, Юлиус. Дальше?
— Но при чем тут испанская актриса… Нет, не
— Тогда я вам объясню. Подойдите к голубому шкафу и достаньте, пожалуйста, папку с надписью Тальгау.
Секретарь отпирает шкаф, а руки банкира тем временем бесшумно движутся по столу, чуть-чуть передвигая перо, расправляя промокательную бумагу, снимая невидимые пылинки, поглаживая маленький стеклянный глобус.
Наконец секретарь с папкой в руках возвращается к столу. Блайхредер откидывается в кресле, заводит за голову сцепленные ладони и прикрывает глаза.
— Итак, читайте, — приказывает он, приготовившись сосредоточенно слушать.
Глава пятая
Этикет
Следующий день для Бекки прошел в сплошной магазинной лихорадке. Делать платья на заказ было уже поздно, пришлось покупать готовые и кое-где поправлять и подгонять по фигуре. Графиня наблюдала за всем прищуренным оком, время от времени отдавая краткие распоряжения фрау Винтер, переводившей их на английский для продавцов галантереи, тканей и готового платья. Нужно было еще купить чемоданы и дорожный сундук; кроме того, Бекки, помня истинную цель своего путешествия, настояла на покупке тетрадей и книг для Аделаиды. Как же иначе она будет ее учить? Времени выбирать книги не было, так что Бекки, недолго думая, взяла сказки про Алису и «Черную красавицу»… А еще настольную игру ходилки-бродилки, шахматную доску с набором шашек и шахмат, а также стопку дешевых приключенческих романов, иллюстрированных ее мамой. Все пойдет в дело!
Их бабушка, старенькая и прикованная к постели, весь день испытывала беспокойство, понимая, что происходит что-то необычное. Вечером, когда уже зажгли лампу, Бекки подсела к ней и все рассказала. Старушка вряд ли много поняла, но успокоилась и, вложив свою бледную, как бумага, руку в ладонь внучки, мирно уснула. Бекки предстояло еще сделать последние приготовления — упаковать вещи, проверить по списку, не забыто ли что. Наутро, недоспав, позавтракать, торопливо обнять мать и бабушку, вытереть слезы — и в путь.
Во время переезда по Ла-Маншу море штормило, но морская болезнь — неподходящая тема для обсуждения, все учебники этикета с этим согласятся. А этикет был главной проблемой, занимавшей Бекки с той минуты, как они сошли на твердую землю, ибо, как только они оказались в поезде, графиня принялась учить ее и Аделаиду тысяче вещей, о которых они и не подозревали: как обращаться к государственному канцлеру, кто выше по рангу — младший сын графа или старший сын барона, — как правильно очищать апельсин, с чего начинать разговор с епископом, и так далее, и так далее, пока в у них в головах не зазвенело.
В промежутках между уроками графини, посвященных придворным правилам и этикету, Бекки учила Аделаиду читать и писать, а также немецкому языку. Любая другая запросила бы пощады, но Аделаида была упорная девушка; единственным признаком усталости была все чаще проступавшая между ее бровей крохотная морщинка, но и та разглаживалась, когда они с принцем или с Бекки играли в хальму, ходилки-бродилки или в какую-нибудь другую игру. К удивлению Бекки, она очень быстро научилась шашкам (хотя раньше в них никогда не играла) и уже с третьей партии начала обыгрывать свою учительницу. Потом, заинтересованная видом шахматных фигурок, Аделаида настояла, чтобы ее учили и шахматам. В общем, время летело очень быстро.