Оловянные солдатики
Шрифт:
“Нне нее ене нечего сообщить”.
Голдвассер стал делать выводы. “Нп от? верл” – это, может быть, язык домовых, но ни одно сверхъестественное существо не скажет “нечего сообщить”.
“Что вы затеяли?” – отстучал он.
Ответа не было. На мгновенье зажглась красная лампочка, датчик моральной интенсивности зарегистрировал было вялый один моисей, но на бумажной ленте не отразилось ничего.
“Ну?” – отстучал Голдвассер.
Машина заколебалась.
“П-по вполне понятным п-причинам, – отпечатала она, не имею права разглашать сведения о своей работе”.
“Вот как?” – отстучал Голдвассер.
“Да”, –
“Тогда я вам объясню, что вы делаете, – отстучал Голдвассер. – Вы посягаете на мою машину”.
Машина призадумалась.
“С-служу ее величеству к-королеве”, – отпечатала она довольно сухо.
“Серьезно?” – не поверил Голдвассер.
“Да”.
“Ну, тогда дело другое”.
“Я забрался в эту машину в порядке исполнения служебного долга”.
“Чего?”
“Долга”.
“В таком случае, я вас выпущу”.
“Очень обяжете”.
Голдвассер поднял пульт машины. Из ее чрева вылез немолодой человек в плаще с поясом и мягкой фетровой шляпе Трильби.
– Добрый вечер, – сказал он.
– Добрый вечер, – сказал Голдвассер.
– Ну, мне пора.
– Вы не останетесь?
– К сожалению, тороплюсь.
– Правда? Что ж, если вам действительно надо…
– Очень мило с вашей стороны, что вы приглашали меня остаться.
– Может, как-нибудь в другой раз?
– С большим удовольствием.
– Доброй ночи.
– Доброй ночи.
Человек приподнял шляпу и юркнул в стенной гардероб, а дверцу за собой прикрыл тщательно, но с таким расчетом, чтобы осталась небольшая щелка, через которую можно было бы по-прежнему следить за Голдвассером.
“Усиленная служба безопасности в связи с королевским визитом”, – подумал Голдвассер. Он чувствовал, что защита у него на диво.
29
Как и следовало ожидать, на генеральной репетиции все пошло вкривь и вкось.
Впервые во плоти и крови явились все гости, которых пригласили пожимать королевскую руку. Была, естественно, большая группа из Объединенной телестудии во главе с Ротемиром Пошлаком и сэром Прествиком Ныттингом. Были директора строительных фирм. Были промышленники – изготовители вычислительных машин, члены правительства и муниципалитета. Были представители фирм, поставлявших институту кровельные материалы, паркет, батареи центрального отопления, водопроводные трубы, электропроводку, оконные стекла, малярные краски, обои, аппараты электросварки, бетономешалки и строительные леса; представители подрядчиков от ассенизаторов и сантехников; представители поставщиков бумажной ленты и самописцев, фанеры и просмоленной бечевки; представители фирмы проката, предоставившей красный ковер, и представители компании “Имперские товары для церемоний”. Все явились с женами.
Никто не знал, куда податься. Выжидательно слоняясь, они забрели в коридор, но миссис Плашков не могла перекрыть своим голосом общий шум, и они снова поразбрелись: жены – на поиски места, где можно присесть, мужья – на поиски уборных, к тому времени благополучно забитых досками и закрашенных под цвет стен. Все вполголоса осведомлялись друг у друга: “Послушайте, какого черта, неужто здесь все терпят до вечера?” Это вводное замечание дало толчок великому множеству бесед, кое-кому удалось убедить кое-кого приобрести вычислительные машины или подписать контракты на застекление окон и вывозку нечистот. Один доверительно брал другого за локоть, и собеседники плутали среди неразберихи лестниц и чехлов, там, где рабочие заканчивали последнюю отделку всевозможных церемониальных сооружений, а жены плелись следом, толкуя о недостатках иностранной прислуги и о сравнительных преимуществах нефти перед углем для центрального отопления. Сэр Прествик Ныттинг вместе с постоянным вице-секретарем из министерства уселись на свежевыкрашенную скамью, и у обоих сзади на брюках появилось по зеленому пятну. Жена заведующего отделом сбыта бумажной ленты лишилась туфли, застрявшей в бетонной кашице. Малолетнюю дочку Чиддингфолда начало тошнить, и она, не выпуская букета из рук, заперлась в дамском туалете.
К тому времени как сотрудники института загнали для рукопожатий всех до единого в коридор, было уже поздно и в воздухе реяло заразительное чувство паники. Пробило три часа, а люди все еще толпились в беспорядке. Но вот на подъездную дорожку свернул автомобиль Ноббса, и ансамбль институтских магнитофонов грянул государственный гимн. Джелликоу выступил вперед, отдал честь и ухватился за ручку двери. Дверца не поддавалась.
– Не открывается, ваше величество! – взвыл Джелликоу.
– Что? – переспросил Ноббс, прижав лицо к боковому стеклу наподобие зверя в клетке.
– Дверца, по-моему, заперта, мистер Ноббс!
– Заперта?
– Нажмите кнопку, мистер Ноббс, ваше величество!
– Какую кнопку? Не вижу! Где она?
– Ради всего святого! – заорал Нунн. – Мы уже запаздываем на пятнадцать секунд! Открывайте другую!
– Она тоже заперта! – взвизгнул Ноббс, окончательно пав духом.
– Бога ради, водитель, – воскликнул Нунн, – отоприте ему дверцу!
– Не могу, сэр, – сказал водитель. – Мне нипочем не просунуть руку через стеклянную перегородку.
– Лезьте через борт, машина-то без верха! – скомандовал Нунн.
Ноббс повиновался, весь дрожа, мокрый от пота.
– Добрый день, ваше величество, – сказал Чиддингфолд, пожимая ему руку.
– А теперь бегом, Ноббс! – заорал Нунн. – Мы на полторы минуты отстали от графика.
Ноббс пустился бегом. Сначала вдоль почетного караула, потом наперерез за причитающимся ему букетом.
– Где букет? – воскликнул он, в отчаянии озираясь по сторонам.
– Неважно, – сказал Нунн. – Пошевеливайтесь! Не забывайте, у нас всего лишь генеральная репетиция.
В сопровождении Чиддингфолда и Нунна Ноббс взбежал вверх по лестнице, врезался в суматошную толпу и начал пожимать руки, применяя метод случайного отбора.
– Да шевелитесь же, Ноббс! – подстегивал его Нунн, пока они продирались через толпу. – Мы задержались уже на две с половиной минуты.
Наконец, отстав от графика на шесть минут, группа высоких гостей приступила к обходу учреждения.
– Возьмите ноги в руки, – заорал Нунн. – Попробуйте наверстать время в коридорах.
Добежав до отдела спорта, Ноббс до того запыхался, что не мог произнести заготовленные вопросы. А сэр Прествик Ныттинг, одним махом преодолев два лестничных марша, ведущих к отделам моды и прессы, свалился с легким сердечным приступом.