Омар Хайям. Гений, поэт, ученый
Шрифт:
И Омар вел их совершенно неожиданными тропами. Из Дамаска, где он обшарил весь рынок, он повел их отрогами Ливанского нагорья, покрытого соснами, мимо седых вершин могучей горы Ермон, с его снежными шапками, сверкающими на фоне синего неба, и вниз, к морскому берегу. Часами бродил Омар вдоль песчаного берега, с наслаждением вдыхая морской воздух, внимательно изучая странные обломки, выбрасываемые волной и образующими на песке причудливый рисунок.
То был край Великого моря, по которому греки и римляне приплыли сюда на своих галерах, чтобы построить здесь мраморные портовые причалы и города, теперь наполовину разрушенные. Здесь был Тир, выдвинувшийся далеко в море, и Сидон, развалины которого
Затем он поскакал в глубь материка, дабы спуститься по крутому склону к подземному Галилейскому озеру. Китайцам чудилось, что в этой долине, лежащей в утробе земли, с ее выбросами серы и мозаичными пещерами заброшенного дворца и печальными бородатыми мужчинами, называвшими себя иудеями, должны обитать злые духи.
Но, стоило им начать продвижение в сторону Иерусалима, они снова оказались в знакомом для себя окружении. Армия султана, после захвата святого города, обирала неверных в его окрестностях. Они ехали по полям с вытоптанными посевами пшеницы, под почерневшими стенами монастырей, которые грабились и предавались огню. Временами им встречались странные группы людей – мужчины без тюрбанов и женщины с открытыми лицами, с детьми на руках, – их сгоняли рыть могилы для сваленных грудами тел погибших.
На основных дорогах они встречали вереницы рабов, купленных торговцами у турецких солдат, движущиеся на север, на невольничьи рынки Дамаска. И Омару вспомнилось его возвращение по великому пути в Хорасан с Зоей и Ярмаком.
Он сделал привал в лагере одного из командиров Малик-шаха, эмира Азиза, поскольку бимбаши, посчитав небезопасным оставаться на ночь внутри стен Иерусалима, настоял на этом. Но днем Омар отправился посетить мусульманские святыни, которые сражение обошло стороной.
Он обнаружил, что за мраморной оградой толпились священнослужители, муллы, которые сопровождали армию и теперь вступали во владение мечетью Аль-Акса. С кафедры имам произносил молитвы от имени халифа Багдада и султана Малик-шаха. Египетские проповедники бегством спасались из города. Сторонясь и избегая толпы, Омар зашел в пещерную церковь, куда свет проникал лишь через расписные стеклянные окна, где царил полумрак и тишина. Там он опустился на колени, чтобы вознести молитву, прижав руки к серой скале, которая вряд ли хранила в себе намного меньше святости, нежели черный камень святыни Мекки. Язычники китайцы, повсюду следовавшие за ним по пятам, тоже преклонили колени, с любопытством вглядываясь в мраморные колонны церкви и золотую мозаику.
Когда Омар уже встал, кто-то тихим голосом уважительно поприветствовал его:
– Мир тебе и тому, кто ищет спасения.
– И тебе мир, – ответствовал Омар.
Рядом с ним стояли Хасан ибн Сабах и еще какой-то мужчина. На сей раз на Хасане была одежда паломника, и он предпочитал говорить на арабском языке, который, похоже, был ему не менее близок, нежели персидский.
– Да воздам молитву Аллаху Всемогущему, – улыбнулся он, – за то, что я вновь встретился со своим другом. Знаешь ли ты, чем примечательна эта пещерная церковь, помимо того, что она вырублена в самой скале?
При этих его словах головы присутствующих повернулись к нему. Хасан обладал способностью овладевать вниманием слушателей, и они придвинулись к нему ближе. Он стал объяснять значение меток на сером камне. Хасан показал им след, оставленный ногой самого пророка Мухаммада в тот миг, когда тот вознесся в небо с этого самого места, и лунки по краю камня, сделанные рукой архангела Гавриила, удерживавшего скалу, чтобы она не вознеслась вслед Мухаммаду. При этом китайцы подались вперед с восторженными восклицаниями, вызванными возможностью увидеть
– Ниже нас, – объяснял Хасан, – расположена пещера, в которой души умерших собираются в ожидании Судного дня. Следуйте за мной!
Он зажег свечу, похоже, он знал, где можно отыскать все, он убедил муллу разрешить им проникнуть в грот, под скалой, и там шепотом указал им на сверхъестественные знаки. Китайцы, беспощадные и неумолимые в своих кожаных доспехах и бронзовых шлемах, почувствовали страх, но спутник Хасана, мужчина крепкого телосложения в бархатном кафтане, прошептал на ухо Омару, что там вряд ли найдется места больше чем для двух десятков душ, если, конечно, души не становятся меньше, чем атомы.
Поднявшись вверх к ротонде усыпальницы, Хасан приблизил свечу к одному из столбов.
– Очень давно, вскоре после вознесения господина нашего Мухаммада, – сказал он, – халиф ислама велел записать эти слова золотом. Вот! Смотрите!
Омар различил надпись, которую с трудом сумел перевести, однако Хасан с легкостью прочитал написанное:
«Нет Бога, кроме Бога единого, и нет иных богов… Истинно, что Иисус, сын Марии, есть посланец Божий. Да веруйте в Бога и его посланцев и не говорите, будто есть три бога, воздержитесь, да будет лучше для вас».
Хасан дотронулся до руки Омара:
– Мало кто видел эту надпись с тех пор, как она появилась здесь, еще меньше тех, кто прочитал ее… а из тех, кому удалось прочесть, кто понял ее смысл? Но ты-то запомнишь, и ты, возможно, поймешь.
Потом, словно толпа, собравшаяся вокруг них, начинала раздражать его, Хасан повел Омара по узким улочкам города, обращая его внимание на детали, которым любой другой не придал бы никакого значения. Спутник Хасана хранил молчание, погруженный в свои думы, он молча следовал за ними.
– Обрати внимание на эту арку и окно, – объяснял Хасан. – Отсюда римский консул Понтий Пилат разговаривал с иудейскими священнослужителями, когда солдатам выдали того самого назаретянина, да пребудет он с миром, дабы он был распят на кресте. А теперь христиане забыли ту скалу, на которой водрузили его крест.
Протолкавшись мимо групп вооруженных турок, спорящих посреди улиц из-за груд награбленного добра, он усмехнулся:
– Такова судьба Иерусалима. Рушатся его стены, цари посылают солдат убивать его жителей. Только на протяжении одной человеческой жизни здесь происходило много трагедий. В последние годы жизни господина нашего Мухаммада, да пребудет он с миром, персидский шах Хосров, подстрекаемый иудеями, разрушил город до основания, а мечи римского императора Гераклита снова овладели им. Затем христиане устроили кровавую резню иудеям. Наш халиф Омар вошел в город с миром и не проливал здесь крови. Он вычистил все от грязи и мусора, ты видел это, пещеру Харам, которая является той самой пещерой, где располагался храм Соломона и Давида. Но теперь эти невежественные турки по своему неведению опять пролили кровь. Их торжество продлится недолго, ибо город у них отнимут новые враги.
– Кто же? – спросил его спутник.
Хасан раздраженно покачал головой:
– Ответ на сей вопрос скрыт за завесой Незримого. Я сказал только одно – мусульмане потеряют Иерусалим, о да, они отдадут его грядущему новому и жестокому противнику, и все оттого, что они не смогли прийти сюда с миром. «Да веруйте в Бога и его посланцев и не говорите, будто есть три бога, воздержитесь, да будет лучше для вас», но кто обратит внимание на записанные слова правды?
Омар подумал о Низаме, вплетающем нити в ткань империи, и о Малик-шахе. Ни тот ни другой не задумывались ни о тех людях, с непокрытой головой, которые хоронили своих убитых, ни о почерневших стенах монастырей. Страстные слова, произносимые Хасаном, привели его в волнение.