Омерта десантника

Алтынов Сергей Евгеньевич

Старший лейтенант, в отличие от прапорщика, согнулся пополам, с трудом сдерживая стон. Ширвани ударил еще раз, и на сей раз Алексей не удержался на ногах. Третий удар пришелся лежавшему на земле Озерину в голову.

– А знаешь, Ким… – Ширвани занес было ногу для четвертого удара, но остановился. – Я, пожалуй, спрошу об этом у нашего общего знакомого хозяина. Давайте-ка сюда телефон!

Чуть поколебавшись, «адъютант» кивнул одному из своих подручных, и тот протянул полевому командиру спутниковый аппарат.

– Неплохо, лейтенант, – оценив то, как взводный со своим отрядом перекрыл тропу к горной заставе, произнес Смирнов.

Лейтенант хотел было произнести что-то в ответ, видимо, спросить

совета у более опытного коллеги, но в этот момент бритоголовый амбал выстрелил лейтенанту в грудь. В самый незащищенный участок, у основания шеи, до которого не дотягивалась броня кевларового жилета. В следующую секунду автоматчики Смирнова уничтожили пулеметные точки, выкосив пулеметчиков очередями в упор. Двое снайперов также были расстреляны в упор третьим смирновским боевиком. В кусты, где хоронились еще один снайпер, двое автоматчиков и радист, полетела наступательная граната. Вскинувший было автомат сержант так и не успел выстрелить, ему в спину вошел штык-нож, который метнул Смирнов. Получивший ранение в плечо прапорщик откатился в сторону, успел, в свою очередь, выхватить нож и вогнал его точно в горло одного из смирновских автоматчиков. Рыча и матерясь, другой боевик изрешетил ловкого прапорщика, не успевшего перекатом уйти в спасительную траншею. Последнего, длинного худого ефрейтора-срочника, который был сперва ранен в ногу, но пытался отстреливаться, Смирнов добил лично. Сперва ранил парня в правое плечо и тот выронил автомат, затем добавил два контрольных в голову.

– Все двенадцать, – произнес, оценив ситуацию, один из смирновских подчиненных. – И с нашей стороны – один.

– На войне, б…, как на войне, – зло отозвался Смирнов. – Секунд за двадцать управились? – спросил он самого высокого в своем отряде, похожего на прибалта длиннорукого блондина лет тридцати.

– Восемнадцать, – отозвался тот.

– Не так уж и плохо, – подвел итог Смирнов и тут же дал команду своему радисту. – Радируй генералу, что он может приступать к реализации своего плана.

Петр Васильевич Маркин, он же Лорд, в эти драматические часы находился в своей загородной резиденции – скромном двухэтажном особняке на тридцати с лишним сотках. Это было временное пристанище идущего в гору предпринимателя и мецената и уже больше месяца депутата Госдумы. Маркин принимал гостей, но не расставался при этом с телефоном. А в гостях у Петра Васильевича были отставной генерал Виталий Павлович и юная худенькая особа из очень популярной столичной газеты.

– У вас замечательный дом! – проговорила журналистка, оглядев внутреннюю обстановку маркинского особняка.

– Бывшая дача одного из заместителей начальника Генерального штаба, – снисходительным тоном пояснил Петр Васильевич. – Я купил ее у вдовы за вполне достойную сумму. Участок, правда, маловат.

Журналистка кокетливо улыбнулась. Интервьюируемый субъект был ей весьма симпатичен, что бывало не так уж часто. Маркин чувствовал это, небрежным движением поправлял прическу, демонстрируя дорогой камень-печатку на безымянном пальце. Импозантный, немолодой, но обаятельный мужчина. Солидный, седовласый. Ранние морщины и седина делали Маркина старше своих лет, но сейчас, когда он перешел в легальный бизнес, это было даже очень кстати. Истинный Лорд или, как минимум, профессор какого-нибудь Оксфордского университета. Ни больше ни меньше.

– Итак, я думаю, что лучше всего начать с вашей юности или даже детства, – произнесла довольно банальную фразу журналистка.

«Здесь думаю я, иногда Виталий Павлович», – мысленно осек девицу Лорд, но вслух ничего не произнес, лишь обаятельно улыбнулся и обменялся взглядом с молчавшим до сего момента Шубиным. И в этот самый момент у Шубина зазвонил мобильник. Быстро выслушав сообщение, Шубин сказал Лорду,

что им нужно минут на пять отложить интервью.

– Подождите нас здесь. – Петр Васильевич мягко и покровительственно коснулся руки юной барышни, и они с Шубиным удалились из гостиной.

– Звонил Парфенов, – сообщил Виталий Павлович. – Этот засранец не смог проконтролировать свою же собственную солдатню. Авиация разбомбила село, где были основной завод и хранилище. Две другие базы взяты в кольцо десантниками.

– Вот дерьмо! – выругался Лорд совсем не по-профессорски. – И стоило этого мудака толкать в генералы?!

– Как говорил товарищ Сталин, других писателей у меня для вас нет, – сдержанно ответил Шубин. – У Парфенова следующий план – боевики Ширвани не без его помощи прорываются из окружения и берут заложниками малочисленную горную заставу. Дальше разруливать ситуацию придется нам с тобой. Ты ведь, как-никак, депутат Госдумы, лицо неприкосновенное.

– Понимаю, куда клонишь, – отозвался Лорд, сохраняя истинно английское хладнокровие. – Где Ширвани?

– Его должен был эвакуировать Ким, – произнес в ответ Шубин. – Пока вестей от него нет, но… Ты ведь знаешь Кима. Это профи, не проваливший еще ни одного задания.

– Когда надо лететь разруливать ситуацию с заложниками?

– Не раньше чем через два часа. Я сейчас позвоню Степану Митрофановичу, он выделит нам собственный персональный вертолет.

– Стало быть, я успею дать интервью? Терпеть не могу откладывать на завтра…

– Все правильно, – кивнул, чуть перебив Лорда, Виталий Павлович. – Не будем терять времени.

Шубин уединился в соседней комнате, чтобы поговорить со своим бессменным патроном Уткиным, а Лорд, поправив в очередной раз укладку и распрямив перед зеркалом смявшийся ворот костюма, вернулся в общество юной бытописательницы предпринимателей и меценатов.

– Родился я в простой семье. Моя мама была секретарем-машинисткой, отца не было. В те годы это было не редкостью, отметьте это.

Девушка кивнула и сделала пометку в блокноте. Диктофон продолжал работать.

– Так вот, – продолжил Лорд, – Я рано познал нужду. Это прямо так и запишите – рано познал нужду. Я потом проверю… Время было послевоенное, тяжелое. Когда я пошел в школу, со мной в одном классе учился пацан, отец которого был крупной партийной шишкой. Этот пацан ничем не выделялся, но одевался не так, как мы, по-другому питался, да и отношение учителей к нему было не как к нам. Тогда, в первом классе… Да, да – именно в первом классе – я по-настоящему понял, что такое несправедливость. Именно «благодаря» этому «партийному сынку» я впервые столкнулся с определенными кругами. Однажды, когда мы учились уже в старших классах, этот парень принес в школу ананасы. Вы не представляете, что это такое для нас было тогда. Их никто не только не ел, но даже и близко не видел. Но многие слышали об их фантастическом вкусе! – На этой фразе Лорд округлил глаза, взмахнул руками, затем приложил ладонь к правой брови, точно смахнул слезу. – Тогда мы радовались тому, что хлеб можно вволю есть. Так вот, этот выродок попросил одного из нас разрезать ананасы на дольки, а потом ставил моих одноклассников перед собой на колени и кидал им по дольке в рот. Когда подошла моя очередь, то я, несмотря на то, что мне страшно хотелось отведать ананаса, не смог опуститься перед этой тварью… Я избил его. Избил сильно, так что он попал в больницу, а я в колонию для несовершеннолетних. Когда исполнилось восемнадцать, перевели во взрослую «зону», и там я свел знакомство со многими интересными людьми. Они научили меня уму-разуму, хотя куда большим в жизни я обязан литературе. Обязательно напишите это – русской классической литературе. Вас, конечно же, интересует, как сложилась моя жизнь после освобождения?