Омерта десантника
Шрифт:
– А ну-ка! – второй охранник сгреб парабеллум своей огромной лапой.
В это самое мгновение Сафронов нанес ему удар по открытой челюсти. И тут же пробил второго в солнечное сплетение. Все это Сафронов проделал столь резко и быстро, что даже успел поймать на лету свой парабеллум, который выпал из рук второго телохранителя.
– Вот так, ребята, – только и произнес Сафронов, оглядев два нокаутированных тела.
Еще в училище ему предлагали оставить десантную службу и уйти в большой спорт. Длинные руки, отменная реакция, поставленный удар – все это позволило бы Сафронову одерживать победы не только на внутриармейских чемпионатах… Да и тренировки с Митей во флягерсовской «комнате отдыха» не дали потерять форму.
Не
– Тихо, Степан Митрофанович! – произнес Сафронов, встретив Уткина на выходе из туалетной кабинки.
Парабеллум уперся в побелевшую физиономию бывшего партийного босса, столь грамотно перешедшего на новые методы хозяйствования. Вот только с охраной не посчастливилось…
Глава 11
– Бардак! Бардак! Кругом бардак! – пропел девичий хор под аккомпанемент баяна, виолончели, а также электрогитары, и на сцене появился Хлестаков.
Он бормотал несвязный текст, через каждые два слова повторяя «С Пушкиным на дружеской ноге». Бормоча, Хлестаков срывал с себя фрак добропорядочного господина и не слишком умело напяливал на себя коричневый мундир без знаков различия. Застегнув последнюю пуговицу, он сбросил с себя панталоны и облачился в широкие галифе. Как только он стал надевать сапоги, послышался барабанный бой, и в проходе между рядами появились автоматчики, ведущие под конвоем добропорядочных граждан. Кто-то из этих несчастных был облачен во фрак, кто-то, напротив, в современный панковско-молодежный прикид, а кто-то и вовсе в достаточно дорогой современный костюм. Но все они шли, опустив голову, с обреченным понурым видом. Шли на заклание провозгласившему Большую Ревизию Хлестакову. Автоматчики держали оружие в боевом положении и готовы были открыть огонь по любому, кто решится бежать.
– Слушай, – вдруг сказала юная жена Шубина супруге Степана Митрофановича. – Посмотри-ка, вон тот, который с краю бредет, рядом с высоким фашистом! Так похож на твоего Степу!
– Что ты болтаешь, моя драгоценная? – отозвался вместо уткинской жены Виталий Павлович.
Между тем автоматчики и их пленники взошли на сцену и скрылись за кулисами. Девичий хор вновь пропел свой «бардак», а Хлестаков начал молча прохаживаться от одного края сцены к другому. Оркестр заиграл очередную атонально-какофоническую прелюдию. Шубин слегка привстал со своего места, переглянулся с находившимися в партере охранниками. Те, в отличие от жены Виталия Павловича, вообще ничего не заметили. Шубин старался унять волнение – ну мало ли кто на кого похож?! Однако место Степана Митрофановича по-прежнему пустовало. Шубина все больше и больше одолевали нехорошие предчувствия. Казалось бы, он со своими людьми принял все возможные меры безопасности. Да, в постановке было занято огромное количество народа с оружием, но за два часа до премьеры все автоматы были осмотрены и признаны небоевыми. Более того, Шубин договорился с Никой Эдуардовной, что ни в коем случае ни один участник массовки не направит оружие (пусть даже бутафорское) в зрительный зал. Чтобы в театр не проникли лишние люди, Шубин сумел договориться с милицией и перекрыл площадь. Все зрители проходили строго по пригласительным билетам… Хотя, конечно же, бардак перед театром случился приличный. Все благодаря наглым телевизионщикам и репортерам. Да еще по небу постоянно летали всякие шары, фейерверки, чуть ли не дирижабли… Ну любит это дело госпожа Пухова, что с нее теперь возьмешь?! Зато в скором времени поедет пугать добропорядочных европейцев своим «РевиZZором».
За кулисами массовка тут же разбрелась по разным углам. Сафронов крепко взял под локоть Степана Митрофановича и подтолкнул его к сваленным в одном из помещений
– Терпи, Митрофаныч, – произнес Сафронов, накрепко закрыв дверь «складского помещения».
Сафронов действовал с максимальной быстротой. Открутил одного из манекенов от жердины, снял с него фрак.
– Прошу вас, Степан Митрофанович! – сказал Сафронов, протягивая фрак Уткину. – Только пиджак свой сперва снимите…
По сцене между тем в буквальном смысле слова катались Хлестаков и городничий, исхитряясь при этом произносить текст. На сей раз почему-то гоголевский. Затем Хлестаков вскочил на ноги и взобрался на железную бочку.
– Ревизия! – прокричал он, выбросив вперед правую руку на манер римского приветствия.
– Ревизия! – поддержал Хлестакова девичий хор.
В этот момент Шубин вынужденно отвлекся, вновь взглянул на часы. Да, в связи с проблемами со здоровьем господин Уткин имел тенденцию подолгу задерживаться в туалете. Стоит ли из-за этого теперь нервничать, пороть горячку? Связаться по рации с остальными охранниками?! Пожалуй, он только лишний раз будет нервировать молодых женушек. Да и охранничков, которые и так вполне добросовестны. Чтобы не терзать себя сомнениями, Шубин сообщил жене, что вернется через пять минут, и покинул ложу. Легче будет все проверить лично и успокоиться.
– Ты остаешься, – кивнул Шубин первому охраннику на двери, ведущие в ложу. – А ты со мной! – распорядился Виталий Павлович второму.
Быстрым шагом они вдвоем миновали фойе, но шагах в десяти от входа в туалет оба одновременно остановились. Метрах в трех от них, прямо на ковровой дорожке, лежала подарочная коробка конфет, перевязанная красной бархатной ленточкой.
– Назад! – скомандовал Шубин и вместе с охранником укрылся за большим креслом, стоявшим в конце фойе.
В таких вот подарочных коробочках нередко скрывались взрывные устройства… Сообразить, что делать дальше, ни Шубин, ни его верный охранник не успели. Телохранитель получил удар по затылку и, не успев вскрикнуть, рухнул рядом с креслом. Сам Виталий Павлович успел обернуться, увидеть высокую длиннорукую фигуру, появившуюся из-за толстых, наглухо задвинутых оконных занавесок. Успел сунуть руку за пиджак, но выхватить собственное оружие не успел. Рожок немецкого автомата «Фольмер» ударил Шубина в голову, отключив сознание бывшего генерала.
– Успел, – только и произнес Сафронов, тяжело выдохнув.
В самом деле, нормативы сегодняшнего мероприятия были жесткими, сжатыми до предела, но он сумел-таки в них уложиться. Степан Митрофанович ждал их с Шубиным в реквизиторском помещении. Сафронову ничего иного не оставалось, как заклеить Уткину рот и глаза специальным липким пластырем, а руки и ноги примотать к жердине. Разумеется, после того как Степан Митрофанович переоделся во фрак. Далее Сафронов очень коротко сообщил, что будет с Уткиным, если тот осмелится позвать на помощь. Впрочем, с заклеенным ртом и глазами сделать это было непросто.
И самое главное, Сафронов успел вернуться к заведению «М» ровно к тому моменту, как Шубин решил проведать там своего патрона.
Хлестаков вновь молча бродил с одного конца сцены на другой. Столь же молча он расстегнул верхнюю пуговицу своего коричневого мундира. В который раз послышалась барабанная дробь, и немецкие автоматчики вновь погнали через зрительный зал господ во фраках. Один из этих самых господ не мог самостоятельно двигаться, и его тащил на собственных плечах высокий эсэсовец. Это было довольно-таки странное зрелище. Жена Шубина переглянулась с женой Уткина, но промолчала. Бесчувственное тело, тащимое высоким оккупантом-ревизионером, им на сей раз никого не напомнило.