Омут памяти
Шрифт:
Замечу, что обе верхушечные партии на выборах 1999 года сошли с политической арены, как это и прогнозировалось в моих публичных выступлениях в самом начале их образования. Одна фактически исчезла, другая во что-то влилась.
А тем временем обстановка на телевидении усложнялась. Финансирование снижалось. На одном из совещаний у Черномырдина выяснилось, что денег на следующий, то есть 1995-й, год будет выделено всего на четыре часа вещания. Я не мог согласиться с этим безумием. Не для того пришел в компанию, чтобы довести вещание до четырех часов в сутки. Подобная акция объективно была направлена против Ельцина, поскольку вела к сужению демократического
Тем временем "Останкино" стали навещать бизнесмены, банкиры и другие разбогатевшие люди с предложениями о реконструкции компании, о возможных изменениях в схеме ее финансирования. Подобные сигналы получил я и от работников администрации. Из предпринимателей особенно активен был Борис Березовский. Он принес мне список возможных акционеров — руководителей крупнейших банков. В самой компании уже лежало несколько проектов образования на базе "Останкино" акционерной компании с контрольным пакетом акций у государства, разработанных еще до моего прихода на телевидение. Разработка нового проекта шла долго и тяжело. Трижды по этому поводу я ходил к Черномырдину. Дважды — к Ельцину. В правящем эшелоне в идее акционирования сомневались все, но денег на содержание госкомпании никто давать не хотел. Я говорил тогда Черномырдину:
— Профинансируйте хотя бы четырнадцать часов в сутки, и я прекращу разговоры об акционировании.
Но все мои увещевания и призывы разбивались о глухую стену, даже тоненьким писком не отзывались.
Только однажды, когда я был особенно настойчив и политически прям в оценках ситуации, Черномырдин схватил телефонную трубку спецсвязи и сказал министру Дубинину:
— Ты сможешь выделить дополнительные деньги на содержание первого канала?
— Нет, не могу.
— Почему?
— Денег нет.
— Но это политически необходимо.
— Тогда разрешите напечатать деньги.
— Я тебе напечатаю, — сказал премьер и положил трубку. — Да тут еще чеченская война, — добавил он.
На том и расстались.
Постепенно отношения с Черномырдиным, а вернее — с его аппаратом явно ухудшались. Во-первых, без решения правительства я образовал самостоятельную радиостанцию "Голос России" и назначил ее председателем Армена Оганесяна. У правительства были другие кандидатуры. Радиостанция работает до сих пор, и работает успешно.
Но главный мой "проступок" состоял в том, что я выдал лицензию на вещание телевизионной компании НТВ, которая работала без юридических прав, поэтому ее можно было закрыть в любую минуту. Я знал, что в правительстве готовится проект о преобразовании или даже закрытии НТВ. Подобные настроения были и в администрации. Острые передачи НТВ вызывали гнев высшего начальства, особенно аппаратных структур. Я хорошо понимал, что наступил момент как-то спасать НТВ. В известной мере это был вопрос и судьбы демократии в целом.
Ко мне зашел руководитель НТВ Игорь Малашенко. Мы долго обсуждали все аспекты сложившейся обстановки. Настроение Игоря было препоганым. Он попросил срочно подписать официальное разрешение на вещание. Я сделал это.
Когда подписал лицензию, мне тем же вечером позвонил Черномырдин и сказал:
— Ты допустил оплошность. Я и представить себе не мог, что все будет сделано в обход правительства!
Довольно долго меня воспитывал, а в конце сказал, чтобы я искал выход из этого положения, нашел какую-нибудь зацепку, чтобы отозвать лицензию обратно. Я сказал, что юридических зацепок нет, все сделано по правилам. Хотя знал, что лицензию отозвать могу, да она еще и не была полностью
— Ты сделал ошибку — ты ее и исправляй, — таков был вердикт премьера.
Делать я ничего не стал, а время и события погасили и эту проблему.
Работать стало крайне неуютно. Я принял решение вести дело к акционированию. Пошел к Ельцину и попросил его подписать указ по этому вопросу. Поколебавшись, посомневавшись, задав несколько вопросов, он все же поставил свою подпись. Его колебания объяснялись еще и тем, что Черномырдин был на самом деле против акционирования. Ельцина уговаривали преодолеть свои сомнения Сергей Филатов и Виктор Илюшин. Они же уговаривали и Черномырдина. Подписывая указ, президент сказал мне:
— Я прошу вас не отпускать вожжи управления. Подпишу документ о назначении вас председателем Совета директоров с широкими правами. Там соберутся люди с разными интересами, но руководство должно осуществляться представителем государства.
К сожалению, я не проследил за подготовкой документов, на основе которых формировались функции, компетенция, права и обязанности, иерархия подчиненности в сфере руководства компанией. В результате позиции председателя остались сугубо номинальными, до предела урезанными. От борьбы я уже устал в прошлые времена да и цели достойной не видел. К Ельцину тоже не пошел. Да к тому же и большевики из КПРФ продолжали травить первый канал. Они же организовали против меня и выступления внутри компании. Бушевали бездельники. После серии митингов, на которых обвиняли меня в том, что я разрушил "национальную святыню" и хочу превратить российское телевидение в космополитическое, я заявил о своей отставке, в том числе и с поста руководителя правительственной службы телевидения и радио.
Конечно, все могло бы пройти гораздо безболезненнее, если бы я сам не наделал ошибок. Теперь-то я понимаю, что надо было обновить, как я уже писал, по меньшей мере на три четверти верхний эшелон руководства. Смалодушничал, поэтому и остался без "своей команды". И все же, оглядываясь назад, я считаю, что сделал правильный шаг, уйдя из "Останкино" и организовав на его базе акционерную компанию. На душе стало спокойнее, да и государство было избавлено от миллиардных затрат.
Пожалуй, в заключение телевизионной эпопеи стоит упомянуть еще о двух памятных событиях, случившихся в то время. Первое — приезд в "Останкино" Билла Клинтона в 1994 году. Он захотел выступить перед народом России в прямом эфире. В последние дни перед его приездом ко мне зачастили американцы — как из посольства, так и из команды, приехавшей готовить визит. Они были очень напряжены. Я, как мог, успокаивал американцев и своих доморощенных паникеров. Когда Клинтон приехал в "Останкино", я встретил его и Хиллари в самой студии. Они отдохнули несколько минут, привели себя в порядок, и действо началось. Я представил президента и сказал несколько приветственных слов в адрес гостей от имени компании.
Клинтон был в ударе. Он с воодушевлением говорил о своей поддержке демократии в России. Ему задали несколько благожелательных вопросов, он ответил. На том все и закончилось. Мне сообщили потом, что президент США был очень доволен, прислал мне благодарственное письмо. Но из окружения российского президента на тоненьких ножках прибежал слушок, что Клинтона встретили слишком хорошо, предоставив ему трибуну для разговора со всем народом. Да и телезрители, судя по информации с мест, встретили выступление Клинтона теплее, чем ожидалось. Но это были всего лишь разговоры. Сам Ельцин оценил акцию положительно.