Он, другой и ты
Шрифт:
Усвоив и это правило, Саша принялась оттачивать новые навыки. Она весь вечер порхала по залу, даря улыбки, принимая заказы, рассказывая об особенностях разных видов кофе и десертов. Врожденная скромность и желание зарекомендовать себя не позволяли ей спросить, где и когда можно покурить. Уже под вечер горло заскребло так, что стало невыносимо игнорировать никотиновую ломку. Благо менеджер и сам был человеком курящим. Владимир предложил ей на выбор черный ход или коридор у туалета. Саша выбрала улицу. От души наглотавшись терпкого дыма, она возвращалась на кухню, когда услышала ор. Нет, не крик, а самый настоящий ор. И если обычно на таких тонах предпочитали разговаривать неуравновешенные дамочки, то из администраторского кабинета Владимира, который как раз располагался
— Нет, ты посмотри на это, посмотри! Ты видишь эти пятна на чашке?
— Ну… — замялся Владимир, видимо, присматриваясь, — вижу.
— Какого ж хера она стоит в чистой посуде, Вова? Чё за колхоз ты тут развел?
Далее следовала порция витиеватой ненормативной брани, которая не несла никакой информативной нагрузки, а служила лишь для усиления значимости вышесказанного.
Саша порадовалась, что сегодня не прикасалась к посуде, ведь вполне понятно, что Владимир пропишет примерно таких же люлей тому, кто эту злосчастную чашку не домыл и не дотер. Но все равно девушка оказалась в неудобном положении. Дверь кабинета была открыта, и ей в любом случае нужно было попасть на кухню, засветившись перед мужчинами. Тормозить не имело смысла, так как орущий товарищ начал очередную тираду об имидже заведения, колхозе и пятнах. Саша бочком просочилась мимо кабинета, надеясь, что ее не заметят, но мужчина стоял в пол-оборота и повернул голову, дабы рассмотреть ее.
Саша так обалдела, что забыла о плане быстро проскользнуть и встала как вкопанная у открытых дверей. Благо еще челюсть не уронила. Это был тот парень, на которого она налетела после собеседования. Хотя назвать его парнем можно было с большой натяжкой. Теперь Саша дала бы ему минимум тридцать. И хотя он был так же одет в футболку и джинсы, но вот его лицо уже не светилось озорной улыбкой. Губы поджаты, глаза прищурены так, что невозможно разглядеть невероятно красивый оттенок радужки. Небритый и растрепанный, он скорее пугал ее, чем волновал.
— Здрасте, — тихонько брякнула Саша, потому что было как-то уж совсем не вежливо стоять и молча пялиться на него.
— Привет, — ответил мужчина, и его голос стал намного мягче и тише. Видимо, он был не из тех, кто крушит все, что попадает под горячую руку.
Саша выдохнула.
— Новенькая? — спросил обладатель янтарных глаз, снова поворачиваясь к администратору, явно не узнавая девушку.
— Да, — в унисон ответили Саша и Владимир.
— Где фартук? И бейдж? — снова суровый тон.
— Эээ, — замялась Саша. — Фартука не досталось, а бейдж еще не сделали.
— Иди работай, Саш, — великодушно отпустил ее на кухню менеджер, на которого через секунду снова полился ор вперемешку с бранью за отсутствие фартуков и значков у официанток.
Слегка ошалевшая девушка зашла на кухню, где давил фреш бариста Лешка, тот самый, который заценил ее в день собеседования.
— Опять Дима Петрович орет на Вовку, — покачал он головой. Они с Владимиром общались на короткой ноге, хотя Лехе было всего девятнадцать.
— Дима, кто? — не поняла Саша.
— Дмитрий Петрович, он — владелец. Не знала что ли? — тоном знатока оповестил ее Лешка.
— Нет, — Саша аж сглотнула.
— Ну теперь знай. Он любитель вопить по поводу и без. Лучше не косячь при нем, — присоветовал кофевар и ускакал.
Саша слегка припухла. Хотелось присесть и все обмозговать, но служба звала ее в зал. Следующие полчаса она носилась, как гончая, потому что даже пятиминутный перекур в вечерний час создал завал. За ее столиками нужно было поменять пепельницы и убрать пустые чашки, а на стойке уже скопилось несколько готовых заказов, которые следовало срочно отнести, потому что кофе невыносимо быстро остывал.
Пока Саша все это разгребала, из кухни вышел тот, кого она теперь боялась, как огня. Дмитрий Петрович, как ни в чем ни бывало, уселся за один из столов, видимо, к своим приятелям, и влился в общую беседу. Саша по дороге к своим столикам тайком поглядывала на него — ничего в этом человеке не выдавало недавнего бешенства. Он теперь больше походил на того парня, что поймал зазевавшуюся девицу, чем на вопящего монстра. При более тщательном изучении Нестерова отметила, что лет ему уж точно никак не меньше тридцати, но когда он улыбался, то выглядел моложе. Его слова тоже приобрели для Саши иной смысл. «Не падай тут у меня» — он просто не хотел, чтобы она шлепнулась возле его кофейни. И никакого романтично собственнического подтекста в этом не было. Почти сразу девушка отмела все свои глупые фантазии о нем. Конечно, она не перестала считать его привлекательным и харизматичным. Янтарные глаза, задорная улыбка мальчугана и непослушные русые кудри волновали ее кровь, а щетина, которую босс отращивал дня три, не меньше, придавала ему брутальности и какого-то особого небрежного шарма.
Но теперь Саша видела и обратную сторону его образа. Девушка понимала, что если этот человек выльет на нее хотя бы десятую долю того дерьма, что досталось сейчас Владимиру, она просто разревется, а этого совсем не хотелось делать.
В общем, Саша стала стараться работать во сто раз лучше, дабы не дразнить гусей. Вечер прошел гладко, если не считать злющего Владимира, который срывался на официантках по поводу и без. Но Нестеровой от него ничего не досталось. На следующий день Дима Петрович, как его называл Леха, лишь одарил ее одобрительным кивком, который сочетал в себе приветствие и удовлетворение от ее внешнего вида, ведь Саше наконец выдали фартук и бейдж.
Дни неслись, меняя друг друга. Саша все глубже внедрялась в систему работы кофейни: благодаря своему характеру она завела приятельские отношения практически со всеми работниками. Не сказать, что она была тихоней, но уж точно и не склочным борцом за права угнетенных. Поэтому девушка производила позитивное впечатление как на администраторов, так и на официанток с баристами и поварами.
Владимир, который очень даже скоро проникся к ней особой симпатией, предложил перейти на ты и работать только в его смены. Саша с радостью согласилась с последним, ведь с другим менеджером, Татьяной, ей нравилось меньше. Вообще, Саша с женщинами ладила всегда хуже, чем с мужчинами. Почему-то. Однако, даже после месяца работы с Вовой она не смогла отвыкнуть от уважительного обращения на вы. Саша звала его коротким именем, иногда использовала шутливую кличку папа Володя, но всегда — вы. Наверное, воспитание не позволяло ей фамильярничать, а может, подсознание подсказывало, что так она уж точно проведет четкую границу в их отношениях. Ведь ее менеджер, хоть и был человеком серьезным и семейным, но не стеснялся пускать слюни на молоденьких посетительниц кофейни. Саша частенько закатывала глаза, когда они с Лехой на кухне или во время перекура обсуждали чью-то попку или смазливую мордашку. «Мужчины, такие мужчины», — в очередной раз повторяла про себя Саша, унося заказ в зал.
Нестерова наслаждалась работой. Ей нравилось встречать новых гостей и завсегдатаев, нравилось чуть флиртовать с молодыми людьми, пока они делали заказ, нравились перекуры с девчонками, во время которых они полушепотом жаловались друг другу на барист и менеджеров. Саша любила вечерние посиделки после смены с пивом и сигаретами, ночные обжираловки в закусочной для таксистов, куда они иногда заезжали по дороге домой.
Одно только печалило — усталость. Девушка оказалась не настолько выносливой, как считала. Хотя, возможно, дело тут было в отсутствии силы воли и упорства. Неважно, но факт оставался фактом: Саша практически забила на учебу. Не было сил вставать в семь утра и ехать на пары, даже в десять ей с трудом удавалось оторвать голову от подушки, и не имело значения, работала она накануне или нет. Общая усталость накопилась буквально за неделю, превратив девушку в сомнамбулу. Казалось, что каждый день похож на предыдущий, ведь Сашина совесть поднимала ее только на работу, которую в целом не грех было разбавить учебой. Но сил и желания на это не было, поэтому и в универ нога Нестеровой тоже не ступала. Хотя совесть грызла ее за это со страшной силой, угрожая расплатой за лоботрясничество во время сессии.