Он – Форс
Шрифт:
Наверное, он понимал.
– Только я тогда не умела различать самоуверенность и спесь – очень тонкая, как оказалась, грань.
– Как его звали?
– Зачем тебе?
– Как?
Мягкий вопрос, почти незаметный, «неважный».
– Генри Кэвендиш. Молодой, перспективный. Лучший аналитик финансового отдела того года, награжденный дипломом и статусом от журнала «Трейд». Отец его профессиональные качества обожал.
Я замолчала. Давно я не лезла в те воспоминания, давно не помнила о том, что они все еще жгутся.
– Как развивалась история вашей «любви»?
Форс
– Для меня все было по-настоящему. Наши встречи, взаимный интерес, свидания, чувства. Мы встречались четыре месяца до того, как он сделал мне предложение – я парила.
Чистая правда. В девятнадцать охотно верится, что сказки, в которые не верят другие, очень даже существуют для тебя.
– Я подарила ему свою… девственность.
Чего уж… Говорить так говорить.
– Ценный подарок.
На Крея я взглянула с любопытством. А в его глазах не осуждение, не зависть, но легкая грусть оттого, что подобный подарок достался не ему. Он бы оценил – вот что я прочитала в его взгляде. Но ему все равно, что было в прошлом. Настоящее – вот что было важно.
– И свадьба…
«Состоялась? Не состоялась?»
– …не состоялась. Потому что в тот день, когда я выбрала, наконец, в салоне свадебное платье, ко мне в бизнес-центре подошел Рич, парень из отдела бухгалтерии, питающий ко мне симпатию, и рассказал про «спор». Про то, что ставки делал весь «аналитический» коллектив, что они были очень высоки, что Генри, оказывается, не сомневался в победе. Вот так все… просто. На меня поспорили.
«На мои чувства. На мою свадьбу».
Форс пил неторопливо, по глотку.
– Дальше, – размышлял он вслух, – должно быть, как в фильме.
– В смысле?
– Герой осознает, что да, был спор, но что чувства в процессе он заимел настоящие, что теперь расставаться совсем не желает. Извинения на коленях, просьба «стань моей женой».
Мне почему-то стало смешно, несмотря на печаль.
– Никаких извинений не последовало. Тотальный игнор. Отцу, который ждал нашей свадьбы, пришлось сказать, что мы поссорились.
«Ты сказала ему про спор?» – это вопрос я ощутила на чужих губах, несмотря на то, что он не прозвучал.
– Про спор сказала. – А здесь начиналась настоящая горечь. – Знаешь, что он ответил? Что не стоит наговаривать на партнера из-за конфликта. Наверное, он хотел быть на моей стороне, но Генри на тот момент был ему дороже. Дела у фирмы шли неважно.
И не нужно было углубляться в детали. В то, что батя зарылся в работу тогда, когда исчезла вдруг его молодая жена. Исчезла потому, что ее забрали Девенторы, – это выяснилось позже. Он сдал тогда. Сильно. И работа стала для него всем – домом, спальней, столовой, кладовой, в которой он обложил себя документами и папками. Ему нужна была эта фирма, эта компания, нужен был такой специалист, как Генри. А дочь? Дочь, возможно, преувеличивает – погорюет и забудет. Так что самый сильный удар для меня последовал именно от отца, а не предательства его коллеги. Целого отдела коллег. И ни к чему о том, что в бизнес-центре я появляться разлюбила. Дальше все сама – своя работа, свои заработки,
Форс подался вперед, отставил стакан. Достал из кармана пачку сигарет – странную пачку, я таких не видела, – вытащил одну папироску. На вид без фильтра, но дорогую. Щелкнул зажигалкой – потянуло ароматным дымом со вкусом амаретто.
Он курит? Тогда и я тоже…
После первой затяжки я аккуратно забрала из мужских пальцев странную сигарету, затянулась сама, едва не закашлялась от крепости – Крейден наблюдал за моими действиями с любопытством. Я же шла наперекор – если не любит курящих девушек, пусть отходит в сторону. Не желаю быть больше для кого-то удобной.
Один вдох дыма в легкие, второй… Черт, что это за табак? Голова поплыла сразу.
– Что ты… куришь?
– Расслабляюсь. Иногда.
Ух… Вот это да! Вкус обычный, сигаретный, а действие, как легкой дури. Ну и пусть – я вдруг ощутила, что действительно расслабилась. Мне полегчало; я улыбнулась. Передала окурок назад владельцу, спросила, сидя рядом:
– Не смущает, что теперь я буду пахнуть табаком?
Он смотрел на мои губы так, будто пытался представить, сколько еще интересных и вкусных оттенков добавит запах дыма нашему поцелую. Заранее знал, как сильно он будет им наслаждаться. А после качнулся вперед – снова легко, свободно, как будто делал это всегда. Поцеловал меня тягуче, очень тягуче. Так, что забылась и фирма отца, и Генри, и иже с ними.
– Я ответил на твой вопрос?
Он ответил. И нет, этот амаретто-табак не испортил вкус его губ тоже, лишь добавил флер дыма на одежду, привнес в наш контакт новую специю.
На меня навалилось новое «хорошо». Хорошо в этом доме, на этом крыльце, с этим человеком рядом. Плевать, что дальше. И как давно я, оказывается, не курила. Делала это редко и всегда тайком, потому что знакомый вдоль и поперек мирный Итан не переносил запах табака на дух.
– Так поэтому ты после выбрала парня-подушку?
Это он про Итана? Уже выяснил? Конечно, за шесть дней можно выяснить все что угодно, если задаться целью.
– Парня-наволочку. – Нет, я не пыталась оскорбить собственного сожителя, просто стало вдруг смешно. Крей прав. Мой нынешний бойфренд был всем удобен – неконфликтный, терпеливый, уравновешенный, как весы. Как чертовы пустые весы. – Ну да, он не опасен.
«Не разобьет мне сердце».
– … в отличие от тебя.
– А я опасен?
– Это ты мне скажи.
Тишина.
– Не для тебя.
Какой правильный ответ. Какой нужный в этот момент ответ.
Надо чаще пить. Чаще курить. Чаще расслабляться. Чаще находиться в хорошей компании, чаще позволять себе быть собой. Чаще делать то, что нравится – какая простая истина. Почему она снизошла на меня только здесь, рядом с этим человеком?
Кажется, мне не нужен второй коктейль – на душе легко и здорово. Исповедь? Скорее табак со вкусом амаретто.
Крей тем временем аккуратно затушил окурок в пепельнице и приблизился ко мне. Наклонился, уперся обеими руками в поручни качалки, и мое кресло забавным образом отклонилось назад, как постель. Оказался к моему лицу близко-близко, и подумалось, что мы слишком давно не занимались с ним любовью.