Он – Форс
Шрифт:
– Какой график? Показатели стабильности?
О чем шла речь?
Сложно было понимать, когда продолжаешь хотеть продолжения.
– Передавай… Вижу… Мне нужно обработать сигнал.
Я словила другой сигнал – звук расстегиваемого ремня, следом ширинки. А после в мой лобок уткнулось то, что утыкалось в меня той ночью, и утыкалось нагло. Взгляд вниз… Черт, когда парень красив – это полбеды. Когда у красивого парня достойный размер, форма и толщина – это совсем сложно. Все, пусть делает что хочет…
Головка гладилась о мою промежность
– Да. Вижу. Шанс на исправление большой, проведи через очистку.
Вопрос на том конце.
– Да, после отпусти.
Толчок внутрь – раздвинутые головкой складки. Оргазм рецепторов. Началось, нужно еще…
Я дам этому парню еще и еще просто потому, что секс с Итаном в последнее время напоминал жевание едва прожаренного безвкусного блина. Здесь, с Креем, этот блин был прожарен идеально, полит кленовым сиропом, посыпан сахарной пудрой и обсыпан орешками. Я специально не кладу руки на мужские плечи, я цепляюсь ладонями за деревянные панели – так беззащитнее, так я не показываю, что уже по полной нырнула в дурман.
– Да, все графики посмотрел…
Когда он успел? Где?
Моя катушка отключена, весь ток ушел вниз. В меня входили с каждым толчком все глубже, все основательнее – скользкость такая, что сопротивление отключено. Весь центр вселенной ухнул вниз, туда, где меня надевал на себя хороший член, казавшийся для сдвинутых бедер толще бревна.
Еще глубже, чуть быстрее…
Когда мне в рот погрузился мужской дразнящий палец, я его укусила.
В тот же момент Крей произнес:
– Договорим позже…
Куда-то к черту отправился телефон, и туда же гарнитура с уха.
А дальше меня расплющили. Наконец-то. Просто стена. И тебя просто делают возле нее так, что остальной мир растворен, не существует. Теперь существуют только наглые руки и наглые губы; внизу уже раскалено до предела. Оказывается, можно так заниматься сексом – без тормозов, без комплексов. Можно стонать, обвиваться, надеваться, дрожать, просить еще тряской собственных нервов.
Крей трахался лучше, чем водил. Может, водил он тоже запредельно, теперь это было неважно…
Я никогда не заканчивала так громко, так хрипло, так отчаянно, будто это последняя минута моей жизни, а за ней лишь сияющая пустота. Он излился в меня, став неприлично большим, став бескомпромиссно твердым.
И лишь спустя минуту (или вечность?) пробралась, как сквозь вату мысль: «Хорошо, что я на таблетках…»
(Lewis Blissett – Sick Thoughts)
Душ отрезвляет. И иногда смывает романтику. Хотя смыть с меня воспоминания о том, что случилось, не сможет уже никакой «пятновыводитель». Никогда.
Одно было ясно наверняка –
Он хотел сделать это еще раз?
Он сделал.
А я… Я действительно за себя не отвечаю рядом с ним, и никакой алкоголь не нужен.
Глухая ночь, чужой дом посреди леса. И страшит не человек рядом, но отсутствие во мне перед ним барьеров.
– Отвезешь меня домой?
Я снова одета; только тело до сих пор горит, а между ног, наверное, будет влажно до второго пришествия.
– Нет.
Спокойный ответ, даже не прохладный.
Черт… Сама? Но я не могу сама, я не знаю адрес. Да и навряд ли сюда доберется такси.
– Ты останешься до утра.
Я не хотела. Я хотела. Я не знала, чего я хотела – наверное, подышать.
Чужая самоуверенность хороша, когда ее желания не идут вразрез с твоими собственными.
– Послушай… давай разойдемся.
Мне снова требовалось время… что-то обдумать.
– Мы разойдемся утром. Ненадолго.
Отличная ловушка. Я сама поехала с ним «куда угодно».
– Ты получил, что хотел.
Взгляд теплый. И совсем чуть-чуть бетона где-то в глубине.
– Я хочу тебя узнать. Настоящую, не маску.
– Нет.
– Твое тело расслабляется рядом со мной быстрее, чем твой разум.
Когда Крей приблизился, вырваться я попыталась моментально. Не бывает красивых мужчин без изъянов, не бывает умных людей без тараканов. Мне требовалось… пространство.
– Обними меня.
Такой же приказ, как когда-то «поцелуй меня».
«Притворись, что любишь меня…» – эта фраза мне до сих пор помнилась.
– Не хочу! Отпусти! Отпусти…
Я выдиралась из его объятий сначала очень рьяно, изо всех нешуточных сил. Тщетно. Все равно, что выдираться из обитого войлоком железа. Выдохлась, поняла, что лучше притвориться, что сдалась, постоять тихо. Прекратила биться в невидимых сетях. Просто позволила себя обнимать. Еще… и еще. После расслабилась, почувствовала, что мне тепло.
А спустя мгновение в меня начало вливаться то, что он хотел, чтобы я ощутила – спокойствие. Его. Непоколебимое. Ощущение, что все хорошо, что он рядом, что больше не нужно сражаться, что можно сдаться. Плакать, если захочется – он все решит, он все возьмет на себя, он не даст в обиду.
– Врешь! – вдруг дернулась я. – Ты наверняка такой же, как все…
Последнее прошептала уже вовсе не уверенно, с горечью.
– Таких, как я, больше нет.
Сказано тихо, мягко.
– Таких, как ты, тоже.
Мне понадобилась еще минута в его объятьях, чтобы действительно сдаться, осознать, что особых вариантов и причин для трепыхания у меня, в общем, нет. Мне все равно придется остаться до утра.
Долгий выдох.
– Ты не отвезешь меня домой?
Лучше бы я не поднимала лицо, не смотрела вверх, потому что домой мне тут же расхотелось.