Он хочет тебя
Шрифт:
Я усмехнулся, остро ощущая потребность закурить. Только вот мне было запрещено это делать, поэтому я не спешил поддаваться такому желанию.
— Нужно будет как-нибудь слетать к вам, — бросил я в ответ, направляясь в дом.
Брат громко фыркнул и поспешил вслед за мной. Увидев Юру, домашние оказались удивлены. Тата улыбалась и одновременно плакала, а вот мать держалась отстранёно, будто бы не её сын вернулся домой спустя много лет.
— А ты не изменилась, Станислава Тарасовна. — Юрий усмехнулся, проигнорировав её холодный взгляд и усаживаясь на диван в гостиной. — Всё такая же упрямая, а ещё до мозга костей
Брат резко перестал улыбаться и подался вперёд, едва ли не ложась на журнальный столик и опираясь на него ладонью, чтобы взглянуть матери в глаза.
— Юрий! — Её голос был полон злости и ярости.
Эти двое буравили друг друга преисполненными неприязни взглядами. Мама, равно как и брат, отступать не собиралась, явно пытаясь остудить наш пыл. Впрочем, теперь нас было не остановить. Правила игры изменились. Всё больше не могло быть так, как ей хотелось.
— Захар, зачем ты привёл домой этого предателя? — Она метнула в меня злой взгляд.
— Предателя? — Юра хмыкнул.
Пока мы разговаривали, в гостиной разом опустело. Даже Наташа, которой был интересен наш разговор, поспешила уйти. Всё прекрасно понимали ситуацию, поэтому решили просто сбежать, поджав хвосты. Сестре было понятно, что, если старший брат решил вернуться домой спустя столько лет, значит повод для этого был весомым. А ведь я никому из домочадцев ещё не рассказывал полную версию истории с похищением моей жены.
— Ты многое путаешь, мать, — бросил Юрий, процедив последнее слово сквозь зубы.
— Не называй меня матерью! У меня нет сына-предателя!
— Может, уже прекратишь этот цирк? — Я устало спросил у неё. — И перестань делать вид, что не понимаешь, почему мы здесь. Хватит прикидываться невинной овечкой. Имей в виду, мама, твои последние действие тебе же теперь боком и выйдут!
— Ты угрожаешь собственной матери?! Из-за какой-то девки? — сорвалась на визг она, и в её голосе было столько злости, что мне стало не по себе.
— Дарина мне жена и мать моих детей! — выкрикнул я, и мой тон уже стал стальным. — Но ты посмела пойти против меня и стала за моей спиной творить чёрные делишки. Ты подвергла мою жену, заметь, беременную жену опасности. Ты хоть понимаешь, что при этом разрушилась ещё и жизнь совсем другой, не имеющей вообще никакого отношения к нашей семье, девушке?
— Я предупредила тебя, что будет, если ты ослушаешься меня!
— А я уже не маленький мальчик! — взревел в ответ, одновременно бахнув кулаком по столешнице. — Хватит прикрываться нами! Умей признавать свои ошибки! Пока не стало слишком поздно! Ты и глазом не успеешь моргнуть, как и мы с Татой от тебя уйдём! И ты останешься одна! Ты этого хочешь?
Сказанные слова били Станиславу Тарасовну по больным местам, чего я не мог не знать. Всем известно, что каждый боится остаться в старости один. А моя мать была уже немолодой. Поэтому она, по всей видимости, и закрывала в своё время глаза на измены папы.
Тут брат поднялся с места и бросил на стол жёсткий диск. Станислава Тарасовна спешно перевела на него взгляд. Она был растеряна и подавлена. Явно не знала, что и ответить. «Может, наконец поняла, что мы не шутим?» — мысленно понадеялся я.
— Обязательно посмотри на ночь. Надеюсь, ты сделаешь верные выводы, — сказал Юрий. — Я никого не предавал и ушёл, потому что папа одобрил мой выбор. Он уважал его.
— Нет, подобное не может быть правдой.
— Ты не знала отца. Он никогда не хотел, чтобы мы заняли его место. Продолжили его дело. Грязное дело. Наоборот, он хотел уберечь нас от этого. Но ты не понимала его. Считала виноватым и в чём-то тебе обязанным. Наверное, поэтому он никогда и не любил тебя по-настоящему. Только уважал, но ты своими руками уничтожила и это уважение. Потеряла.
— Замолчи! Что ты вообще знаешь о своём отце? Ничего вы не знаете! — закричала мать, и из её глаз потекли слёзы.
Впервые за много лет я стал свидетелем подобной картины. Раньше она никогда не плакала при нас и не делала ничего, что могло бы пойти в ущерб её самолюбию. Станислава Тарасовна запросто могла оскорблять других, но себя в обиду не давала.
— Мы знаем о нём ровно столько, сколько и стоит знать каждому ребёнку о своём отце. Это ты упрямо не хотела видеть очевидное. Слышать правду. Ты была обижена на весь мир. На своих родителей за то, что они отдали тебя замуж по расчёту, на нас, потому что мы не разделяли твои интересы, на отца, ведь тот так и не смог полюбить тебя.
Мать опять не нашла, что ответить. Она тихо осела на диван, глотая слёзы, а мы с братом, переглянувшись, молча двинулись к дверям, собираясь уйти. Юрию нужно было вернуться к своим, а мне — к жене. Я не мог даже не представить, что Дарина успела себе нафантазировать за время моего отсутствия. К тому же я очень по ней соскучился.
— Я закажу что-нибудь на ужин для твоей семьи? — предложил я брату.
— Не нужно. Жанна уже наверняка всё приготовила. И потом, — он похлопал меня по плечу, — вернись-ка ты лучше в больницу. Выглядишь не очень-то и важно.
— Подбросишь?
— Без проблем.
Когда я приехал в больницу, время посещений пациентов уже закончилось. Пришлось встретиться с главным врачом и договориться с ним о том, чтобы меня снова положили на лечение. Благодаря этому мне никто не мог и возразить, когда я прошёл в палату жены.
Как оказалось, Дарина не дождалась меня и уснула. Я долго не мог уговорить себя уйти и дать ей отдохнуть, а когда же решился на это, то сил из-за усталости и неважного самочувствия уже ни на что не было. Смирившись, я только и смог, что откинуться назад, опереться затылком о спинку дивана в палате и прикрыть глаза, чтобы немного перевести дух. А потом и сам не заметил, как провалился в пучину сна.
Я проснулся, когда ощутил чьи-то осторожные прикосновения к щеке. В ноздри мне сразу ударил запах Дарины, и тогда я стал притворяться спящим, несмотря даже на то, что моё тело затекло от неудобной позы. Жена же, словно искушая меня, села мне на колени и уверено обхватила ладонями моё лицо.
— Захар, — шёпотом позвала она, после чего я почувствовал у себя на губах её дыхание. — Захар, проснись.
Прикусив себе щёку, я еле сдержал улыбку и стал ждать, что же она будет делать дальше. Мне начало нравиться происходящее. Вновь ощущать на себе её прикосновения определённо было даром свыше. Причём прикосновения были добровольными, а не под принуждением. Я кайфовал из-за того, что моя любимая женщина наконец-то не презирала меня и прижималась ко мне всем телом. Прижималась, потому что сама этого хотела.