Он и она минус он и она
Шрифт:
Теперь любовники… Проще простого развестись, тем самым распрощаться со своими вторыми половинами и не мучиться, прячась от посторонних глаз, – это нормальная логика адекватного человека. Но если дело упирается в наследство, то и логика здесь иная, а мотив стар, как само человечество.
Это две поверхностные линии, которые нагло просятся в работу, что не по душе Павлу, а не по душе потому, что очень уж заковыристое преступление, с туманным подтекстом. Пожалуй, все склонны заранее выстраивать логику поступков по любому поводу, тем более тех, что на ладони, но, как правило,
Отсюда следующий вопрос: а если история имеет совсем другие корни? Значит, предстоит работать в трех направлениях, одно из них определенно верное, а пока есть пропущенный эпизод:
– Феликс, твоя очередь. Что там у нас за свидетельница?
– Шикарная, – рассмеялся Феликс, протягивая Терехову флэшку. – Я тайком записал видео с ней, вставляй в ноут. Знаю, знаю, обязан был предупредить о записи, получить согласие… Не предупредил и не получил. Она просто не открыла бы рта, а мои слова не передадут колорит, индивидуальность и все оттенки нашего разговора. Но вы же меня не выдадите? Эй, чего сидите? – обратился он к Вениамину и Жене. – Идите до кучи. И прошу прощения за плохое качество операторской работы, труба торчала из кармана…
– Да ладно рисоваться, – промямлил Женя, взяв стул и идя с ним к столу Терехова. – У тебя всегда нормалек получается. Ну-с, что ты тут наснимал?
Видео началось, когда рука поставила стакан на стол.
Это была рука Феликса, сразу женская рука с маникюром бешеной раскраски взяла стакан, после чего камера «приняла» нормальное положение. Видимо, Феликс сел напротив, потому что Ирэна попала в объектив, подняла заплаканные глазки с растекшейся тушью, спросив дрожащим голосом:
– А ты?
– Я на работе, – сказал Феликс за кадром.
Она понимающе покивала, всхлипнула и привычно выпила за пару глотков весь коньяк, что ж, в той среде, где Ирэна вращается, а среду выдают манеры и одежда, спиртное является лекарством от всех напастей. Она что-то сунула в рот и заедала коньяк, периодически шумно вдыхая воздух, но все же сдавленно произнесла:
– Чего ты мне подсунул? Всю глотку обожгло… Сто раз пила коньяк, но такой гадости… как спиртяга, мля…
– Не знаю, что там ты пила, в этом доме, я полагаю, шмурдяк не держат, – сказал Феликс, конечно, за кадром. И вдруг задал никчемный вопрос: – Ты сама себя назвала Ирэной?
– Чего это ты так решил?
– Ну, многие девушки меняют себе имена на эффектные – Сэра, Ирэна… Ирэна красивей, чем просто Ирина, верно?
– Я про это не думала, меня папа так назвал, умер, бедняга…
– От алкоголя?
– У тебя знакомые только алкаши, с другими не знаком? – посочувствовала она. Феликс рассмеялся в ответ, а Ирэна вдруг надулась: – А мои знакомые порядочные люди, мой папа тоже был порядочным.
– Извини, не хотел тебя обидеть. Еще налить?
– Давай. Помяну мою дорогую Танечку…
В объективе появилась рука Феликса с бутылкой, перекрыв стакан. Ирэна снова выпила, на этот раз, жуя, она задумалась, печально глядя перед собой, Феликсу пришлось расшевелить ее:
– Ты правда убираешь
Ирэна слегка опьянела, это как раз то, что нужно ему.
– Я же приличная девушка, а у приличных ноготки должны быть красивыми. Так работа же у меня не хилая, почти интеллигентная. Была. Когда поперли с рынка… я торговала там одеждой… всякой… по сезону. Недавно это было.
– Правда? А на каком рынке?
– На вещевом… э… на Дарьевском. Знаешь, какие там бабы противные бродят? Меряет платья, меряет… всю кучу перемеряет и ни черта не покупает! Ну, у меня терпение не железное, однажды я и выдала одной такой по первое число. Да надоело, блин! Та пасть как раскрыла и к хозяйке, времени не пожалела. Ну вот, осталась я без работы и без денег. Сразу к Танюхе пришла бабок просить, она дала. Я, начальник, у Танюхи убираюсь, когда с работой облом, ну, чтобы не зазря деньги брать. Танюха никогда не отказывала, всегда давала денег и не требовала назад долга. Вот такая она была – широкой души, щедрая.
Ну, раз обратилась к Феликсу «начальник», это говорит о ее богатом прошлом, и Феликс спросил напрямую, но по-доброму, с сочувствием:
– Ты в колонии чалилась, да?
– Ай, – вяло махнула она ладонью. – Полгода. Рожу одной сучке начистила за сплетни, она подала на меня в суд… Набрехала с три короба! Клянусь, челюсть ей не свернула, но она же кучу справок где-то добыла, прикинулась, будто при смерти валялась месяц. Видела я ее, бегала, как лошадь на ипподроме, но меня засадила, тварь недобитая. Лучше б свернула ей челюсть, не так обидно было бы. Вот скажи, почему люди бывают такими, а? Чего-то там эта гадина увидела – меня в смысле, набросала на это своих придумок и получилась гадость, которую разнесла по всему свету. А мне – оправдывайся, доказывай то, что на самом деле есть! И знаешь… правду никто не хочет слышать, никто. Сплетня живучей правды.
– Знакомо, – согласился он.
– Ха! У меня был такой классный мужик, я пылинки с него сдувала, любила… м… как я любила его… Ушел. Потому что поверил не мне, а грязной сплетне поверил. Ну и как тут не начистить сытую харю? Скажи, должен же человек получать ответку за подлость, а? Вот спустишь раз-другой, а человек привыкает гадить… Так должен или нет?
– Должен, – и на этот раз согласился Феликс.
Надо заметить, он согласился с ней не на словах, а на самом деле. И сразу припомнил, что неоднократно спускал некоторым подлости, чего делать, наверное, не следовало, ибо привычка подличать вырабатывается от безнаказанности. Но об этом подумать решил как-нибудь на досуге.
– А почему Татьяна тебе не помогла избежать суда?
– Как же! Помогла. Адвоката наняла, мне вместо трех-пяти дали полгода, я хорошо отделалась, но пятно осталось теперь на всю жизнь. Вот куда мне с таким пятном? Устроишься на нормальную работу? Наливай.
Так-с, барышня готова, Феликс ненавязчиво задал вопрос:
– Слушай, Ирэна, мы не можем связаться с мужем Татьяны… Не знаешь, где он может быть?
– А хрен его знает, – поедая то, что Феликс нашел в холодильнике и предоставил на тарелочке. – Может, свалил куда…