Он и она
Шрифт:
Женщина несогласно покачала головой:
– Твои соседи, наделенные властью, отправляя на смерть тысячи душ ради груды блестящих безделушек, стремятся к обогащению, но тебе досталось богатство просто так. Уже, быть может, подумаешь отказаться от власти?
– Что же это за власть без денег? – ухмыльнулся Мидас, выбирая среди насекомых во множестве снующих под ногами очередную жертву-украшение. – Да и от денег без власти толку мало.
Нищенка подняла сухой прутик:
– Абсолютная Власть, как и абсолютное Богатство, – непосильная ноша для человека.
Она согнула прутик, и он с легким
– Только Господь Бог способен обладать и тем и тем исключительно по причине полной непривязанности. Абсолютная Власть Бога – это Любовь, не приемлющая зацикленности на себе, но являющаяся достоянием всех и вся.
– Зевс – господин всех Богов. Тот, о ком говоришь ты, мне не ведом, – Мидас ловким движением превратил бабочку в золотой кулон. – Да и любому на Олимпе приятны причитающиеся наслаждения, а не суетливая человеческая жизнь внизу – хоть такового, как я, хоть таковой, как ты. Дионис благосклонно удовлетворил мою просьбу не из желания поделиться своими сокровищами, но в благодарность за учителя, как плата за услугу…
– Как обглоданную кость верному псу, – резко вставила Совесть.
– Ты забываешься! Перед тобой Царь Мидас, отныне могущественнейший среди царей и богатейший среди людей, – Мидас нахмурил брови и сжал губы, при этом ослиные уши уткнулись в листья каштана, отчего богатейший и могущественнейший принял вид уморительного лесного божка.
Женщина улыбнулась:
– У Бога на случай выяснения отношений с людьми имеется Кармический Совет, а он установил Точку Насыщения – некий человеческий Олимп. Все, что находится выше нее, то есть превалирует количественно, качественно меняет знак на противоположный. И да, забыла сказать: для каждой души Точка своя.
Мидас недоверчиво поморщился:
– О чем ты, несчастная? Что за точка?
– Это категория энергетическая, – Совесть развела руками. – Достаток начинает тяготить, и в конечном счете обладание «повышенным» богатством приводит к обнищанию души его владельца. Та же аналогия применима и к власти. Чрезмерная, она запирает душу в том еще более глубоком подземелье, чем право, коим наделила сама себя. Но, в отличие от Точки Насыщения, для Власти установлена Точка Отрыва, и в энергетическом смысле она пребывает на нулевой отметке. В идеале душа не обременяется властностью.
Царь Мидас самым неподобающим образом скорчил кислую мину:
– Человек, стремящийся к обогащению, своим прикосновением все превращает в золото, а совесть – она и только она – способна отменить это действо.
Он высмотрел двух муравьев, вцепившихся с разных концов в одну травинку, и, злорадно усмехнувшись, дотронулся до нее.
– Прекрасная композиция, – произнес он, поднимая застывших насекомых, связанных пожелтевшей «струной». – И самое главное, все довольны. Почему ты, Совесть, в лохмотьях? – он брезгливо поводил пальцем перед женщиной. – Потому что твое прикосновение превращает все в дранье, упадок, нищету.
Совесть, окинув взглядом свои одежды, очаровательно улыбнулась:
– Мое прикосновение сродни Божественному, оно несет в себе Его природу: делиться, отдавать, но не стяжать.
– В таком случае, – Мидас, передразнивая собеседницу, осклабился в широкой улыбке, – ты моя соперница, мой враг, и ты не нужна мне.
– Мидас, – голос нищенки усилился, – превращение в злато всего, что им не является от Истины Великого Сотворения, не бесплатно. Подобные прикосновения вытягивают из души Божественный Свет, ведь именно он – та самая позолота, что покрывает собой вещи, делая их драгоценными. Это страшная плата.
– Тебе ли пугать меня, склонившего перед собой тысячи таких, как ты, – Мидас, охваченный гневом, сделал шаг к женщине и ткнул пальцем в переносицу. Ровным счетом ничего не произошло: нищенка слегка покачнулась от толчка, но не окаменела и осталась в прежнем виде.
– Я в тех одеждах, – спокойно промолвила она, глядя на раскрасневшегося царя, – коих достоин ты сам или, если угодно, твоя совесть.
– Тогда умри, – зашипел окончательно теряющий самообладание Мидас и высоко поднял вновь пожелтевший меч.
– Сделай это, но помни: единственным твоим собеседником останется Аид, – торжественно произнесла женщина, но взбешенный Царь уже не слышал ничего. Ослепительно сверкнула на солнце «золотая молния» и, срезав ветку каштана, упала на голову нищенки.
Не в яблоке дело
Адам, выходя из Ворот:
– Не в яблоке дело.
Бог, глядя на Еву:
– И даже не в Змие.
Уже не молодой мужчина склонился над чаном с водой. В прыгающем отражении черные, глубоко посаженные под нависающим, как скала, лбом, давно утратившим гладкость и благородную бледность, глаза немигающим взглядом, казалось, пытались проникнуть сквозь толщу мутноватой жидкости, пробить дубовое дно и, пронзив земную твердь, заглянуть в саму преисподнюю, в те жуткие пределы, где стоны грешников перекрывают дьявольский хохот их мучителей, подельников Сатаны, и куда сам последние несколько лет отправлял «достойных» служителей Антихриста, иуд веры Христовой, чернокнижников и ведьм. Имя его хоть и сокрыто от нас, но всем он был известен как Инквизитор.
Мужчина зачерпнул ладонью из чана и медленно, крайне осторожно, даже как-то торжественно, словно перед ним находился Священный Грааль, коснулся губами прохладного, но увы, затхлого содержимого дубовой кадки.
«Чертов лентяй», – ругнулся Инквизитор про себя и хотел было позвать нерадивого слугу, в обязанности коего входило не только сыпать песок на кровавые лужи и смазывать механизмы, но и вовремя менять воду, дабы занятые священными трудами храмовники могли утолить жажду и обмыть затекшие телеса, но сил не осталось ни на праведную брань, ни на строгое нравоучение, ни на укоряющую молитву.
Он вернулся за стол, с трудом отодвинул тяжелый стул и упал в него в глубочайшей задумчивости и полном расслаблении членов. Отсюда, с этого самого места, он сотни раз взирал в потухшие очи своих жертв, испуганных, измученных, изуродованных и оболганных, молящих о быстрой смерти и не получавших ее. Инквизитор помнил все допросы – да, их было множество, но память его никогда не подводила, и он, мастер своего дела, старался не повторяться в последовательности актов «очищения души», чем снискал дурную славу в миру, поставлявшем без запинки «свежую пищу».