Он не любит меня
Шрифт:
— Во-первых… Николь не моя подружка, потому что это означало бы, что у меня есть девушка, которой у меня нет. Я разберусь с ее небольшой влюбленностью в меня. Ей просто нужно знать, что она не особенная, из-за того, что я трахнул ее на вечеринке у Коннера летом. Это должно было быть тайно, как и большинство моих связей, но, думаю, она не может этого принять. Не моя вина. — Я не из тех парней, которые будут афишировать, с кем я сплю. Думаю, некоторые из них хотят похвастаться тем, что я спал с ними. — Я не пытался усложнить тебе жизнь дома. Я хотел убедиться, что она знает, как пройдет ее год здесь… и что ты имеешь в виду под постановлением
Тайлер немного рассказал нам о том, что Руби — его сводная сестра, и как его отец узнал об этом, но он умолчал о подробностях.
— Я подслушал, как мой отец разговаривал с директором. У нее есть судимость, как я уже упоминал… Кажется, он сказал, что это кража.
Я делаю вид, что ничего не знаю об этой ситуации. Я знал, что это кража. Я отправил сообщение адвокату отца, когда узнал, что она была здесь на уроке алгебры. Он сказал, что у нее есть судимость за кражу. Это все, что он мог мне сказать, так как она несовершеннолетняя.
— И что?
Это неважно. Мне все равно, что Руби оказалась преступницей. Лгуньей. Это не моя проблема, но, видимо, это что-то, что влияет на Тайлера. Вот что я продолжаю говорить себе.
Он отпирает свой грузовик и открывает водительскую дверь, а я иду к своей машине и делаю то же самое. Я могу видеть его через крышу своей машины благодаря своему росту и тому факту, что пассажирская дверь его грузовика тоже открыта.
— Мой отец не говорит много о ее прошлом. Это как какой-то большой гребаный секрет, который он не хочет, чтобы мы знали. Даже моя мама не знает. Как я уже говорил, мы знаем только то, что она биологически его и технически моя сводная сестра, она то попадала в приемную семью, то выходила из нее по какой-то причине, и пару раз попадала в неприятности из-за воровства. Она трижды сидела в колонии для несовершеннолетних. Я слышал, как они говорили, когда был в кабинете директора.
— Он позволил ей войти в ваш дом, зная, что она воровка? — Выпалил я. Какого хрена? Как его отец мог доверять ей, но с другой стороны, может быть, он ей не доверяет, поэтому он заставляет Тайлера нянчиться с ней до и после школы, как с ребенком.
— Мой отец защищал ее перед руководством школы. Он сказал, что ей было тяжело, и что она делала это только ради еды и одежды. В последний раз это было ради других детей, у которых ничего не было. Думаю, не все приемные семьи хорошие. Она пробыла там два месяца этим летом и только что вышла. Отсюда и судебное заседание, на котором присутствовал мой отец. Если ее поймают на чем-то противозаконном, ее будут судить как взрослую. Мой отец на грани чувства вины и заверил судью, что он позаботится о том, чтобы она окончила школу и не попадала в неприятности в рамках своего приговора. Это все, что я знаю. Последнее, что мне нужно, это чтобы мой отец наезжал на меня из-за нее.
Так что? Получается у нее есть сердце. Просто не для меня. Она никогда даже не удосужилась связаться со мной. Никогда. Я не могу лгать и говорить, что не задавался вопросом, что произошло и почему я недостаточно хорош для нее. Мы живем в современном мире. Современные социальные сети. Она могла бы найти меня в Интернете. Не то чтобы она не знала, где я живу. Думаю, мне придется посмотреть правде в глаза… она думает, что я недостаточно хорош для нее.
Теперь она ожидает от меня вежливости или дружелюбия. К черту это. К черту ее. Думая об этих двух словах, я представляю себе загорелые бедра Руби, обхватившие
Рубиана Мюррей чертовски горячая.
Внезапно открываются входные двери школы, и она появляется в мужской рубашке-поло, которую, я уверен, ей дали из бюро находок. Мои брови сходятся вместе, когда у нее на пальце висит пластиковый пакет, в котором, должно быть, находятся ее мокрая школьная рубашка и толстовка с капюшоном. К моему удивлению, она поворачивается налево и выбрасывает его в мусорное ведро. Должно быть, одежда завоняла.
Не все будет хорошо, когда Тайлеру придется объяснять отцу, что это я виноват, что Николь сунула свой нос туда, куда не следует.
Она направляется к нам с пустым выражением лица и подходит к двери со стороны водителя его грузовика. Она стоит лицом ко мне с открытой дверью, пока я смотрю, как она скрещивает руки, и вот тут я замечаю их. Татуировки цветов. Те же цветы, которые я подарил ей на второй день, когда она появилась у меня на заднем дворе. Цветы, о которых она когда-то говорила, были ее любимыми. Я всегда клал их на одеяло возле дерева, на котором стоял наш домик на дереве. Мы построили этот домик на дереве вместе. Это было наше место. По крайней мере, так было до третьего лета, когда я устал ждать ее возвращения и сжег его. Мой отец почти потерял контроль, когда увидел дым и пламя. Я сжег дерево практически дотла. Остался только пепел. Как и мои чувства к ней.
Интересно, как она смогла сделать себе татуировки-рукава со всеми ромашками. Очевидно, это сделал профессионал, то откуда она родом и тот факт, что ей нет восемнадцати, я уверен, что она выпросила это у кого-то. Может, переспала с татуировщиком. Мысль о том, как она раздвигает бедра для кого-то, заставляет меня сжимать кулаки. Я также замечаю, что у нее на предплечье пластырь. Интересно, как она повредила руку.
Ничто в ней не должно меня беспокоить, но беспокоит.
Думаю, все мысли о ней, которые я подавлял, снова всплывают на поверхность. Посмотрим правде в глаза, мне нужно кого-то трахнуть. Прошло много времени.
— Я пойду пешком. Не беспокойся больше о том, чтобы ждать меня после школы, чтобы отправится к тебе домой.
Я замечаю, что она не говорит «домой». Думаю, она не считает дом Тайлера своим домом.
— До дома три мили пешком, Рубиана. У меня нет времени на это дерьмо. Садись в грузовик, — требует Тайлер.
Глядя на них обоих, у них одинаковый цвет волос. Темный блонд, как у их отца. Единственное отличие в том, что у Руби загорелая кожа, а у Тайлера более светлая.
— No te precoupes, caminare, (не волнуйся я пройдусь) — бормочет она себе под нос.
Ого, она только что говорила по-испански.
Я смотрю, как Крис и его сестра Эбби подходят к передней части моего BMW после того, как они выходят из главного здания.
— О Боже, это она? — Слышу я, как Эбби спрашивает Криса.
— Ага, — отвечает Крис позади Эбби, заставляя Руби обернуться. Ее глаза находят мои, а затем метнулись к моей машине, и она узнает ее. Я хотел машину, похожую на Бэтмобиль. Кабриолет BMW M8 уже близко, и даже окна у нее затемнены. Она, очевидно, не видела Ламборджини, которую мой отец подарил мне на восемнадцатилетие. Да, Руби. Супермен отстой. У него нет крутизны, как у Бэтмена.