Он, она и ...собака
Шрифт:
— Конечно. Да. Простите. Я просто… — Она протиснулась мимо него, вдыхая его аромат, едва заметный, восхитительный. Скользнула взглядом по кровати. Покрывало смялось там, где он присел. «О, как бы я хотела быть этим покрывалом!» — мимолетно подумала Нина.
— Ваши волосы. — Он коснулся рукой ее влажной пряди. Нина не могла не отметить, что пальцы у него длинные и тонкие.
Нина хихикнула:
— Ага. Очень влажно. — Их глаза встретились, и она невольно вздохнула. — Эта погода так на меня действует…
Он внимательно и вместе с тем подозрительно посмотрел на нее. Она выдержала его взгляд, едва не падая в обморок, потом тряхнула волосами и посмотрела на часы:
— Ой! Хм… Мне нужно идти! — И, еще раз медленно скользнув взглядом по его лицу, шраму, глазам, губам, тому местечку, где шея переходит в плечи, она так же медленно произнесла: —
Прежде чем он успел ответить, она развернулась и упорхнула через спальню, холл, дальше в коридор. И только тогда Дэниел заметил на полу полотенце.
— Эй, Нина! — крикнул он ей вслед.
Но дверь захлопнулась, девушка исчезла. Лифта дожидаться не пришлось, и, едва оказавшись в вестибюле с персидскими коврами, антикварными диванчиками, шикарными люстрами, она рванула прямиком к восьмидесятилетнему портье:
— Пит, что случилось?
— У меня не было времени, — виновато промямлил тот.
— Господи, Пит!
— Миссис Голд явилась с покупками, пришел почтальон, а тут еще близнецы Батлеры… Нина, прости! Ты же знаешь, ради тебя я готов на все…
Нина улыбнулась:
— Ради меня? Или ради этого? — Она вытащила из рюкзачка и протянула Питу коробку сигар «Губере», как делала каждый день в течение последнего месяца, выгуливая Сиддхартху, а потом проводя наверху времени чуть больше, чем положено. — До завтра?
— Но в следующий раз не так долго, — предупредил Пит.
— Хорошо.
Только оказавшись на улице, она смогла вздохнуть спокойно. Небо окрасилось в бледно-оранжевые и лиловые тона, солнце готовилось к закату, бросая длинные глубокие тени на этот исключительный день. «Ты была на грани провала, — думала Нина по дороге домой, — но, Бог мой, оно того стоило!»
Глава 2
Добравшись до дверей своей квартиры, Нина совсем выдохлась. Она столкнулась лицом к лицу с Дэниелом, и ее едва не застигли в ванне. Только сейчас Нина поняла, в каком дерьме могла оказаться. Кроме того, из-за своих порочных наклонностей она, возможно, потеряла Дэниела навеки. В довершение всего жила она на верхнем этаже пятиэтажного дома без лифта. Независимо от того, сколько раз в день ей приходилось это делать, независимо от физической формы, всякий подъем неизменно превращался для нее в кошмар.
Сэм, лучший на свете пес, прыгнул Нине на грудь, едва та возникла на пороге. Она потрепала его по голове, наклонилась прямо к морде и чмокнула. Он лизнул ее в ответ. Она сняла рюкзачок, бросила на стол почту и ключи и открыла холодильник, чтобы налить себе бокал вина. Белое, ледяное, но только не шардоне, такое плотное и сладкое, что прилипает к зубам.
Пес не отставал от нее ни на шаг и теперь сел, часто дыша и дожидаясь, пока хозяйка пожелает двинуться с места. Она отхлебнула вина и включила «Юг Тихого океана» в оригинальной бродвейской постановке. Да, возможно, порой она бывала цинична. Могла быть груба, когда теряла терпение, что случалось частенько. Но она всегда оставалась романтичной. И хотя понимала, что любить бродвейские мюзиклы старомодно — Роджерс и Хаммерштайн, Лернер и Леве, даже Сондхайм [3] , но никакая гадкая слезливая попса Эндрю Ллойда Вебера — ничего не могла с собой поделать. Они поддерживали ее. Заставляли растроганно плакать. (Не то чтобы это было сложной задачей. С нею вполне справлялись даже рекламные ролики.) Но как можно остаться спокойной, когда Эцио Пинца [4] поет «Чарующий вечер»?
3
Легендарные авторы мюзиклов
4
Великий итальянский оперный певец первой половины XX века, бас. 22 сезона пел в нью-йоркской «Метрополитен-опера», а также в «Ла Скала» и «Ковент-Гарден».
Потом она уселась за обеденный стол, он же письменный, он же чертежная доска, он же верстак — посреди крошечной комнаты и включила флуоресцентную лампу с лупой, в которую можно рассмотреть самые трудноразличимые мелочи. Здесь она ежедневно долгими часами работала — когда не выгуливала собак, не бежала на свидание, не пила кофе с подружками или не принимала идиотских ванн — над жутко забавными «штучками» (она полагала слишком претенциозным называть их пластическими
Квартира ее состояла из этой комнатки, спальни, куда едва помещалась кровать, крошечной кухни и ванной. Плюс еще одна деталь. В ее распоряжении была терраса площадью 750 квадратных футов. С видом на парк. Этот факт да еще Сэм давали ей силы жить и сохраняли рассудок. Во всяком случае, пока. Все это скромное великолепие с удивительным внешним пространством она получила вследствие довольно мрачных обстоятельств и при помощи сообразительного симпатяги полицейского.
В двух словах: после развода она жила в квартире этажом ниже, а наверху, там, где сейчас ее жилище, обитал некий парень. Они пару раз пересекались в лифте. Одевался он исключительно в черное, был покрыт жуткими татуировками на темы черной магии, носил булавки в ушах, бровях, губах (и, возможно, где-то еще). А каждую ночь слушал «Сочувствие к дьяволу» в исполнении «Стоунс» — да так громко, что стены дрожали. Басы, должно быть, включенные на полную мощность, вызывали у Сэма приступ гиперактивности, и он принимался метаться по комнате в попытках поймать собственный хвост. Нина же замирала в кровати, устремив взгляд в потолок, не в состоянии уснуть, перепуганная до того, что не могла пошевелиться, пока наконец не уставала от этого оцепенения. Тогда она хватала швабру, колотила ею в потолок, а утром жаловалась управляющему и хозяину. Но дьявол продолжал крутить свои диски. Однажды ночью, примерно спустя месяц с тех пор, как все это началось — Нина уже выучила песню наизусть и могла воспроизводить ее текст в унисон с Миком (представляя при этом его губы, ах, эти губы!), она выбралась из кровати, поднялась наверх и принялась колотить в дверь сатаниста. «Прошу, позволь мне представиться». Без ответа. Да и как, черт побери, он мог расслышать ее, даже если бы захотел? Вернувшись домой, она набросала послание:
Дорогой сосед!
Вы невероятно бестактны, включая музыку так громко. Я не могу уснуть, и хотя неоднократно просила вас уменьшить громкость, вы игнорируете мои просьбы. Пожалуйста, пожалуйста, приглушите звук, или я вынуждена буду обратиться в полицию.
Ваша соседка снизу.
Она поднялась наверх и сунула записку под дверь. Не прошло и пяти минут, как она получила ответ:
Дорогая стерва!
Сатана не дремлет. Смерть неверящим. Думаешь, тебе удастся улизнуть? Думаешь, сатана не знает, кто ты на самом деле? Не дразни меня.
Посланец сатаны.
Нина позвонила в полицию. В «сатанинском» холодильнике нашли две унции гашиша. Парня арестовали. Его квартиру и получила Нина, но при содействии бравого полицейского, обладателя тугой попки и усиков — их Нина на некоторое время простила, ибо носил их коп, а стало быть, он не мог иметь представления о правильном и неправильном, — и после уплаты дополнительных пяти тысяч хозяину дома. Этот милый полицейский нежно вылизывал у нее под коленками, целовал в сгибе локтя и занимался с ней любовью на новой террасе до тех пор, пока мог выносить ее отказ вступать с ним в серьезные отношения. Разговаривать с ним. Для Нины же это был идеальный постразводный загул: на ее территории, на ее условиях, никаких разговоров, очень много секса. И она знала: все закончится ровно в тот момент, как его усы начнут раздражать. Удивительно, но на это ушло целых два месяца.