Он, она и три кота
Шрифт:
— Я не пытаюсь спасти наш брак! С нашим браком все нормально… Это с твоей головой что-то не то! Неужели тебя так пугают роды, что ребенка должна родить не ты? Да, я хочу сына, и если это всего-навсего вопрос денег…
— Леша, ты меня не слышишь. Ты меня не слушаешь, скажем так… Я тебе, кажется, сказала, что не хочу быть мамой. Мне бы Оливку до восемнадцати дорастить. Я не хочу второго ребенка. Пусть его родит другая и вырастит для тебя, вместо меня.
— А я что? Я буду приходить к ребенку по воскресеньям? А Оливка как? Или я ей уже не нужен? Но до мальчиков еще как бы далеко… Ну вот я реально не представляю,
— Это вообще не вариант. Я не хочу в доме маленького ребенка. Дело не в помощнице. Я просто не хочу. Точка.
— А мне, ты считаешь, сын нужен для галочки, так, что ли?
— Да, так! Потому что дочь у тебя тоже для галочки. Ты не участвуешь в родительстве. Ты приходишь домой, когда она уже спит, а утром я запускаю ребенка в ванну на пять минут, чтобы папочка успел побриться и принять душ…
— Я вообще-то работаю, а не шляюсь по рыбалкам или по бабам… Я бегу домой, к тебе, каждую свободную минуту…
— У тебя нет этих свободных минут. И наш брак — это спросить раз в квартал, что у ребенка в четверти. Ну и секс, который мне иногда хочется попросить тебя найти на стороне, как делают твои деловые партнеры.
Нет, все это не было сказано в один вечер, в один диалог… Это выдержки из совещаний, на которых докладчиком в основном была я, за полгода.
— То есть ты поставила на нашей семье крест? — сделал Лешка для себя неутешительный вывод после всех прений.
Второй ребенок не стал камнем преткновения, он выступил в роли катализатора. Очутившись дома, я вдруг увидела, что живу не так, как хочу. А мне хотелось Лешку — как и прежде, но я его не получала. Вечерами сидела у остывшей тарелки, выслушав перед этим, что дочь хочет макароны по-флотски и жареные пельмени, ну еще, может, копченую сосиску — названия моих блюд она даже не пыталась запомнить. Лешка съедал все, разогретое в микроволновке, без всяких сантиментов, а потом полчаса сидел в кресле с виски. Курить он никогда не курил, но я не знала, что лучше: пару сигарет и спокойный муж, или вот этот клубок нервов, который улыбается теперь только по-деловому и не мне.
Наверное, все мужчины хотят иметь хоть одного сына, но у Лешки эта идея стала навязчивой, и я, испугавшись, втихую поставила себе спираль, чтобы уж точно наверняка. Впрочем, говорят, дети рождаются либо из пробирки, либо от большой любви, но вся наша любовь теперь сводилась к пятнадцатиминутным подростковым ласкам, после которых Лешка засыпал, как убитый. Добавь ко всему этому бессонные ночи с младенцем — можно только застрелиться.
— Мы купим квартиру побольше, возьмем круглосуточную няню, которая будет ночью приносить тебе ребенка только на десять минут кормления. Можешь вообще не кормить грудью…
— Я могу вообще не рожать…
Да, у нас обоих это стало навязчивой идеей, которая развела нас по разные стороны баррикад. И где во всем этом бардаке была Оливка, мы забыли… Наверное, поэтому дочь и приняла уход папы, как нечто само собой разумеющееся. Она и не видела этого своего папу… Он был дядя, кому надо быстрее побриться и уехать на работу… Черт, ведь можно было купить электрическую бритву в машину… Но мы купили женщину по имени Юлия, которой долго пришлось объяснять, что она не просто суррогатная мать, она еще и мать настоящая, пусть яйцеклетка изначально планировалась быть моей. Она должна будет растить этого ребенка как своего и получать за это ежемесячную зарплату.
— А кого ребенок будет называть мамой? — задала она резонный вопрос.
И это был последний гвоздь в гроб нашего с Лешкой брака.
Глава 5.5 "Неужели?"
Я не была хорошей женой. Не была хорошей матерью. Даже в собственных глазах. Но в Надежде Супрядкиной все еще жила надежда стать для Лешки хорошей любовницей — ну, я же удержала подле себя парня целых два года, хотя вращение в кругу взрослых богатых мужиков открывало перед Супрядкиным все формы доступных за деньги удовольствий.
Однако в то время я совершенно не боялась измены, я свято верила в нашу любовь, а вот свекровь заявила, что я специально забеременела, чтобы удержать ее сына, перед которым открывались прекрасными перспективы, которые я ему закрыла. Меня очень и очень настойчиво, даже с угрозами, склоняли к аборту. В общем теща со свекровью не подружились, и житье с моими родителями мы даже не обсуждали — у нас на тот момент не было других вариантов.
Сейчас, мне казалось, мы снова пришли на развилку, в которой торной оставалась только дорога к разводу. В качестве путеводителя была справка от врача. Из-за гормонального сбоя я не могла на данный момент стать донором.
— Подождем, — ответил Лешка, скрывая досаду из-за открывшейся правды про спираль, и мне пришлось сказать самую настоящую, ещё более жестокую, правду:
— Леша, ждать нечего. Это знак. Пусть она тебе родит сына и воспитает. С тобой.
— Что?
Вопросы в этот раз задавались не месяцами, к консенсусу мы пришли за пару-тройку недель.
— Юля никому не скажет правду и я никому не скажу правду, — заверяла я Лешку.
— Почему ты просто не подашь на развод?
— Я подам… Но я не хочу, чтобы ты жил один. Я очень тщательно проверяла анкеты суррогатных матерей. Юля — хорошая девочка. Уверена, она будет тебе хорошей женой. Ты даже сможешь брать ее в люди, потому что она не страхолюдина…
Я пыталась шутить, но шутки разбивались о мраморную маску, некогда бывшую лицом улыбчивого паренька, и отскакивали прямо мне в грудь, как горох от стены. С каждым словом мне становилось все больнее и больнее, но я держалась: решение принято, отступать некуда, за нами — разбившиеся о быт и реальность юношеские мечты.
— Леша, я тебя люблю, — Я это чувствовала. Я в это верила! — Даже сильнее, чем раньше. Но я не могу так дальше жить.
Я не могла словами объяснить, что чувствовала, но мечтала действиями решить хотя бы внешние проблемы. Леша сидел напротив меня в кресле и ломал суставы на пальцах. Специально — знал, как я ненавижу этот звук.
— Я тоже не могу, — ответил он едва различимым шепотом, хотя дочь гостила на каникулах у бабушки. — Я разведусь с тобой. Но не женюсь на твоей Юле, даже не надейся.
— Все проплачено, Леша!
Он вскочил, но проглотил слово «дура». Но дура была настойчивой. Она обнимала своего дурака и гладила по спине.
— Ты не можешь жить один. Разве не понимаешь? Ну кто будет отправлять в химчистку твои костюмы? Секретарша? Леша, это хороший вариант. Ты даже можешь с ней не спать. За такой рай в шалаше можно жить и с вибратором.