Он уже идет
Шрифт:
Прошло четверть часа, пока отче Вацлав успокоился и взял себя в руки.
– Идите с миром, пан Юзеф, – сказал он, отпуская шинкаря. – И передайте Янеку, что святая церковь заботится о своих детях и не дает их в обиду.
В ближайшее воскресенье во время службы в костеле ксендз выглядел взволнованным. Перепрыгивая через ступеньки, он взлетел на кафедру для произнесения проповеди. Его черная сутана, схваченная вокруг тонкой талии фиолетовым кушаком, развевалась, точно флаг на мачте пиратского корабля.
– Братья и сестры! – поначалу голос ксендза дрожал и прерывался, но с каждым словом набирал силу. –
Ксендз сделал паузу и обвел внимательным взором притихшую паству. Прихожане воспринимали воскресную проповедь как перерыв в длинной литургии. Двадцать минут отдыха, когда под монотонный голос священника, толкующего о Езусе, долге, и еще, и еще, и еще, можно подумать о предстоящих делах, помечтать о чем-нибудь хорошем и добром или просто сладко вздремнуть. Но сейчас, судя по взволнованному тону ксендза и по зачину проповеди, предстояло нечто необычное.
– Я обязан всем напомнить, – продолжил отче Вацлав, вздымая правую руку так, словно в ней был зажат разящий меч. – Евреи и дьявол – тесные союзники. Кто из них хозяин, компаньон или слуга – не имеет значения. Поглядим правде в глаза и перестанем увиливать от прямого ответа. Скажем его хоть раз, самим себе: еврей – это дьявол. Вернее – дьявол и есть еврей. Многих христиан совратил он с пути истинного. Через пагубные советы евреев не одна душа низринута в геенну огненную.
Доказательства? Вам нужны доказательства – пожалуйста. В их же собственных книгах написано, что царь Соломон повелевал демонами. Это неоспоримый, всеми признаваемый факт. Евреи, будучи подданными Соломона, служили ему вместе с демонами. Сослуживцы, ха-ха-ха, – и ксендз демонически расхохотался.
Нет, сегодня на проповеди никто не спал, никому не пришли в голову сладкие мечты, и даже мысли о предстоящих завтра хлопотах тоже отодвинулись далеко в сторону.
– Вместе служили, – гремел ксендз, – многое переняли, многому научились. Поэтому, когда пришел настоящий искупитель, – голос ксендза поднялся ввысь, – они его не признали. Да и могло ли быть по-другому, разве может бес и его друг, сообщник, компаньон признать Езуса? И это первое мое доказательство.
Отцы церкви давно объяснили нам, что на земле существуют одновременно два царства: Езуса и дьявола. Все люди принадлежат либо к одному, либо к другому. И это не символическая аллегория добра и зла, а непререкаемая реальность. Скажите мне, добрые католики Курува, к которому из царств принадлежат евреи? Найдется ли среди вас хоть один, способный причислить их к царству Езуса?
Ксендз замолк и снова вопрошающе обвел взором паству. Все молчали, напуганные прытью нового священника. От предыдущего им никогда не доводилось слышать ничего подобного. Отче Вацлав призывно постучал костяшками пальцев по краю кафедры.
– Нет, ни одного не отыщется, – удовлетворенно произнес он и, тут же подняв голос до фальцета, продолжил: – Да и откуда ему взяться, если сами евреи категорически, открыто и на протяжении веков не признают Езуса! Сколько с ними бились, сколько пытались объяснить, доказать, заставить, наконец. И все бесполезно. Вот
Мы – чада Божьи, они же – вредоносные твари. Можете быть уверены: будь у них такая же власть над нами, как сейчас у нас над ними, ни один католик не прожил бы и года!
Кроме Люцифера нет у христиан более опасного противника, чем евреи. Не бывало еще достаточно широкого пространства, чтобы всего несколько десятков евреев не провоняли его своим зловонием и неверием. Да, они смердят, и мы все это хорошо знаем, воняют, как козлы. Они смердят потому, что предали Езуса, не уверовав в спасителя. И были наказаны зловонием за этот грех на веки вечные!
Знайте же, что дурной запах и неверие всегда идут рука об руку, они две стороны одной медали. Святость благоухает, а демоны смердят. Есть десятки свидетельств того, как евреи после крещения немедленно начинали источать аромат слаще амброзии, благоухание которой окружает чело, помазанное священным маслом.
Святые власти города Буда постановили, что подлые, упрямые, смердящие предатели Езуса должны платить отдельный налог за свое вонючее вино. Вино! А вода! Вода, которую каждый христианин употребляет каждый день? Разве она хуже вина? Разве эти подлые твари не портят ее своим прикосновением?
Нельзя использовать воду, начерпанную грязными руками! Нельзя! Я знаю, многие из вас не обращают на это внимания, снисходительно пропуская мимо ушей все предупреждения. Но если однажды утром эти доброхоты обнаружат, что у них начал пробиваться хвост, пусть не спрашивают, за что и почему. Не я это придумал, я только передаю вам, любимые мои прихожане, мнение святой церкви. А дальше пусть каждый из вас поступает по своему христианскому благоволению и пониманию.
По завершении мессы, когда ксендз приходил в себя в боковом покое костела, к нему осторожно зашел староста. Лицо его выражало почтительность, смешанную с желанием что-то сказать.
– Говори, Войтек, – сразу произнес ксендз, считавший себя неплохим физиономистом. – Что тебя гнетет?
– Отче, – староста откашлялся и смущенно продолжил: – Вот вы говорили про евреев. Не сомневаюсь, в общем и целом это верно. Но мы тут, в Куруве, живем с ними бок о бок который десяток лет и не замечали с их стороны никаких сатанинских штук.
– Если вы их не видели, – сухо ответил ксендз, – это еще не означает, что их нет. Скорее всего, они хорошо маскируют свои козни, а вы, наивные добрые христиане, объясняете ущербы и болезни природными обстоятельствами. Если святая церковь считает евреев колдунами и магами, портящими урожай на корню, мечтающими осквернить гостию и ставящими целью уничтожение истинной веры, как ты, староста Войтек, осмеливаешься утверждать противоположное?
– Нет-нет, что вы, отче, – побледнел староста. – У меня и в мыслях такого не было! Как я могу идти против святой церкви? Я только хотел сказать…
– Ты уже все сказал, – оборвал его ксендз. – Даже более чем все. А теперь иди с миром.
В понедельник утро выдалось прохладным. Свежая погода, промозглая, серая, со свинцовым небом и студеной, обжигающей пальцы водой в Курувке. Но Тевье ни на йоту не отступил от привычного распорядка и еще до света, когда хозяйки только начинают разводить огонь в печах, уже громыхал по булыжной мостовой города.