Она моя
Шрифт:
До этого момента обнаженным я видела только Таира. И, конечно же, мне никогда не доводилось наблюдать за процессом совокупления. Иначе назвать трудно, в этом нет никакой любви. Они даже не целуются. Рот женщины занят толстым членом шумно сопящего возле нее мужчины. С этим актом я успела познакомиться, но сейчас со стороны подобные ласки видятся мне крайне неприятными.
— Ну, так как? Не желаете присоединиться? — дерзко озвучивает Нора.
Я судорожно вздыхаю и стремительно веду взгляд к Тарскому. Едва сталкиваемся, без раздумий
Нет, пожалуйста… Нет…
Вслух я этого произнести не могу. Но так надеюсь, что он прочтет во взгляде. Прочтет и передумает, иначе я скорее умру, чем позволю подобному произойти.
Гордей ни на миг не меняется в лице. Вот только эмоции, которые удается поймать в его взгляде, заставляют меня содрогнуться. Сердце мучительно переворачивается в груди и теперь уж точно разлетается на миллионы кусочков, забивая этими разбухающими пульсирующими ошметками весь организм.
— Девочка стеснительная. Предлагаю подняться наверх. В одну из спален.
Глава 7
Мы вернулись домой больше получаса назад, а меня до сих пор трясет так, что зубы стучат. В поисках какого-то успокоения забираюсь в ванну. Отмокаю долго, не желая выбираться, даже когда вода остывает. Тарский, конечно же, и тут не позволяет мне уединиться. Закрываться давно запретил, и я, зная его, не пытаюсь это требование игнорировать.
За время, которое нахожусь в ванной, сам Таир успевает принять душ и побриться.
Не знаю, зачем наблюдаю за ним. Не знаю, зачем продолжаю все это. Не знаю, что буду делать завтра, послезавтра, через месяц, через год…
Тарский не позволил этому произойти.
Сегодня.
Но что меня ждет завтра?
Не хочу, чтобы так было, но, вопреки всей боли и обидам, по-прежнему безоговорочно доверяю ему. И, похоже, это доверие становится каким-то ненормальным.
«Если я говорю «Не смотри» — ты закрываешь глаза. Если говорю «Не дыши» — ты прекращаешь дышать. Если говорю «Падай» — ты, мать твою, падаешь».
Именно так и происходит у нас. Таир своего добился. Я снова и снова падаю… Разбиваюсь. Не дышу, пока он не поднимет на руки и не посчитает нужным воскресить и исцелить.
Ведь сначала, когда тот мужчина, назвав меня стеснительной, предложил подняться в одну из спален, я чуть сознание от страха не потеряла. А потом вдруг подумала: да будь, что будет! И это нездоровое повиновение, вкупе с отчаянным желанием доставить Тарскому хоть часть той же боли, какую он приносит мне, испугало сильнее того, что может произойти. Потому что знаю, после такой мести я сама не выживу.
Сейчас же меня затапливает такое облегчение, что все эмоции притупляются. Нет, полностью все не уходит, но и нет больше того всепоглощающего ужаса.
Расслабляюсь и дышу достаточно спокойно.
Отбросив влажное полотенце, Гордей выходит из ванной полностью нагим. Много раз видела эту мощную махину, которая если и сойдет за представителя людской расы, то только за какого-то сверхчеловека. Много раз видела и все равно смущаюсь. Глаза оторвать, конечно же, не могу. С какой-то бессильной злобой завороженно слежу за тем, как эта гора мышц покидает ванную.
— Зачем ты сделал его таким идеальным? — прикрывая веки, сокрушаюсь, обращаясь непосредственно к Богу. — Хотя, скорее всего, не ты… Дьявол! Настрелять бы ему за это по рогам!
— С кем разговариваешь?
Конечно же, я не заметила, как сверхчеловек вернулся.
Резко распахиваю глаза, чтобы увидеть нависшего над ванной Тарского. Теперь на нем черные брюки и синяя рубашка. Присаживаясь на мраморный бортик, он зачем-то впивается в мое лицо взглядом.
— У меня вечерняя молитва, — фыркаю и раздраженно вздыхаю, проклиная свою чертову особенность — чуть что, краснеть в его присутствии.
— Не усердствуй.
Почему-то, как и всегда, его слова воспринимаются мною двусмысленно. С ответом нахожусь не сразу. Лишь пожав с видимым безразличием плечами, созреваю на то, чтобы выпалить:
— А я вполсилы не умею.
— Точно, — соглашается Гордей, продолжая изучать мое лицо и наращивая тем самым дурацкое волнение. — Либо чело в поклонах разобьешь, либо с бесами спляшешь.
— К счастью, знакома пока только с одним. С ним и пляшу между поклонами.
Тарский посыл, безусловно, улавливает. Не раз ведь его так называла. Понимает, что на него все стрелки перевела, но не желает комментировать. Впрочем, давно очевидно, что его мои шпильки попросту мало заботят.
— Ты умница, заяц. Хорошо сегодня держалась, — проговаривает медленно, не сбавляя подавляющей серьезности.
Мы оба знаем, что это неправда. Держалась я хуже некуда… Пару раз чуть коньки там не откинула! Но в его чертовом одобрении я теперь не нуждаюсь!!! Убеждаю себя так крепко, аж сердце по новой расходится, как бы между делом напоминая о своей целости и впечатляющей живучести. Только это не значит, что я буду покорно умирать по пять раз на дню!
Сейчас предпочитаю промолчать. Не желаю спорить только потому, что все закончилось благополучно. Не хочу лишний раз ни увиденные мерзости воспроизводить, ни свои эмоции.
Все. Идем дальше.
Идем и спотыкаемся, когда Таир говорит:
— Сейчас отдыхай. Завтра повторим попытку.
Ну, естественно. Цель ведь еще не достигнута. А когда это Тарский свои дела до победы сворачивал? Сегодня он сказал этим извращугам, что мы еще не готовы. А в следующий раз что будет?
— Я видела, как ты забрал окурки, которые оставил этот мужик. Зачем? Неужели у тебя есть возможность проверить его ДНК? — Молчит, а молчание Тарского, как мы знаем, это всегда «да». — Кто ты такой, черт возьми?