Она назначает жертву

Майоров Сергей

— Зарплата будет хорошей, — говорил помощник капитана Эдмон Марлей. — Не менее четырех тысяч на каждого, думается мне.

За две недели четыре тысячи канадских долларов — не две нормы, конечно, но все равно гораздо больше, чем обычно.

Разгрузка в порту заняла более четырех часов. Рыбаки взвешивали улов, сгружали его в машины. Перекупщики все знакомые. У хозяина траулера с ними старые связи. Ни разу не было, чтобы улов не разошелся с пристани в считаные часы.

— Какого черта?.. — пробурчал Марлей, сплевывая за борт.

Трубку изо

рта он вынимал только для проведения этой несложной операции. Даже в шторм она торчала из-под его усов и казалась не курительной принадлежностью, а наростом на его лице.

— Фрэнку Даддли захотелось свежей рыбы?

На вершине лестницы, ведущей с пристани, стоял, облокотившись о перила, помощник местного полицейского участка констебль Даддли и помахивал широкополой шляпой.

Ника Зинчука всегда веселила эта форма: красный верх, черный низ с лампасами и галифе, как у врангелевских поручиков. Аксельбант на груди, высокий воротник и, конечно, черная широкополая шляпа. Тот шутник, который наряжал местных ментов в эту униформу, хохотал до упаду. Лет двести назад это было, наверное, удобно и практично. А теперь просто представить невозможно, что испытывает тот же Даддли, когда садится в свой трехсотсильный «Додж» и давит на педали ногами, обутыми в хромовые сапоги.

— Здравствуй, Фрэнк, — приветствовал констебля Ник Зинчук.

Он поднялся по лестнице одним из последних, уже соображая, как успеть до закрытия банка положить деньги на счет, оставив себе на выпивку и еду.

— Как дела?

— Неплохо. Кажется, у вас сегодня выдался славный денек? Я слышал разговоры о небывалом улове и хорошей выручке?

Кажется, он ждал именно Ника. Даддли не обращал внимания на рыбаков, проходящих мимо него. Он выпрямился и стал ровнять края шляпы именно в тот момент, когда около него оказался Зинчук.

— Не хочешь пропустить по стаканчику? — раздумывая, с чего бы констеблю интересоваться его персоной, спросил Ник. — Выпьешь кофе, а я закажу скотч. Я пахну рыбой, но это ведь не испортит наши отношения?

Даддли рассмеялся. При этом он всегда оголял огромные лошадиные зубы и невыносимо красные десны над ними. Красавчиком верзила Даддли никогда не был, но никто не мог его даже заподозрить в подлости. Бывало, что дубинка Фрэнка прохаживалась по спинам особенно распоясавшихся удальцов. Но всякий раз выходило, что Даддли оказывался прав.

До ресторана миссис Жевю они добрались в считаные минуты. В канадских городках, живущих ловлей рыбы, рестораны, гостиницы и прочие необходимые заведения стоят на самом берегу. Можно было и пешком дойти, но раз уж констебль прибыл на «Додже», то почему бы не проехать эти сто пятьдесят метров.

За кофе Даддли стал разговорчивее.

— Послушай, Ник ты знаешь, как я к тебе отношусь. Не было случая, чтобы я зря придрался к тебе или поступил несправедливо. Верно?

— Это так.

— Ты знаешь, что за пять лет нашего знакомства я ни разу не назвал тебя долбаным русским или как-то в этом роде. Я прав?

— Черт возьми,

Фрэнк, к чему эти расспросы? Я всегда относился к тебе с уважением! — взорвался Зинчук, допив порцию виски. — У меня нет оснований тебе не доверять.

— Тогда не обижайся, Ник. — Констебль грустно посмотрел на нахмуренные брови собеседника, снял с пояса наручники и клацнул одним браслетом на правом запястье рыбака.

— Фрэнк?! — вскипел Зинчук. — Что ты делаешь?

— Ты имеешь право хранить молчание…

— Матерь Божья!.. — прокричал Зинчук, оглядываясь и убеждаясь, что внимание всех посетителей ресторана приковано к их столику. — Ты обиделся на меня за тот розыгрыш с тыквой?..

— Сказанное тобой сейчас может быть использовано против тебя в суде.

Зинчук посмотрел на свои руки, скованные никелированными кольцами, и встал. Констебль вывел его из-за стола.

— Извини, Ник, — глядя в лицо Зинчука бесцветными виноватыми глазами, пробурчал Даддли. — Это не моя прихоть. Мне отдали приказ.

— Полный идиотизм, — заключил Николай Федорович, качая головой и следуя к выходу за констеблем. — Ты ведь согласен со мной, Фрэнк? Это ведь идиотизм, верно?

От столика, стоявшего у самого входа, отделился крупный мужчина в итальянском костюме, но с русским взглядом.

Он преградил путь констеблю, сощурился от заранее приготовленной остроты и произнес на довольно сносном английском:

— Такого смешного задержания преступника, объявленного особо опасным, я не видел все двадцать лет своей службы. У вас тут скучная жизнь, констебль, правда? Хоть бы землетрясение, что ли, приключилось. Верно?

— Кто это, Фрэнк? — леденея душой, пробормотал Зинчук.

— Лисин, старший следователь по особо важным делам, гражданин Зинчук, — ответил за расстроившегося полицейского габаритный незнакомец.

— А что вы тут делаете? — поинтересовался Николай, прекрасно понимая, что задает не самый умный вопрос.

Перед Лисиным стоял человек с подлинными документами на имя искомого лица. Он был очень похож на того Зинчука, которого Лисин велел выставить с крыльца старооскольской прокуратуры. Но только похож.

Массивная голова человека, стоявшего сейчас перед следователем, была покрыта очень короткими, до изумления белыми волосами. Недавно подстриженная борода цвета свежего молока покрывала его щеки, скулы и подбородок. Ресницы тоже были светлыми, глаза голубыми, а белки отливали какой-то краснотой.

Зинчук являлся представителем очень редкой породы живых организмов, населяющих планету. Он был альбиносом.

Фрэнк Даддли увидел в этой беседе событие, могущее всколыхнуть его жизнь, серую до безумия. Он прислушивался к русской речи, вертел головой, но даже это делал чересчур медленно. Когда заканчивал говорить коп, прибывший из далекой России, и начинал рыбак Зинчук, констебль поворачивал голову в его сторону, но опаздывал.

— Может ли кто-то подтвердить, что вы были здесь с четырнадцатого по семнадцатое сего месяца? — уточнил Лисин.