Она не принцесса
Шрифт:
– Тебе нет необходимости оставаться здесь, – сказала она Йену, садясь на обитую бархатом скамью. – Чезаре не позволит тебе присутствовать на аудиенции, так что ты просидишь здесь бог знает сколько времени. Почему бы тебе не пойти в свой клуб? Или лучше повидать своих коллег в Уайтхолле? От них ты сможешь узнать самые последние новости.
– Может быть, я зайду к Стэнтону. В это время он, вероятно, в министерстве.
– Отличная мысль. Оставь мне карету, и таким образом ты можешь пробыть со своим
Йен не нуждался в уговорах. Лючия смотрела, как он выходит из дверей, и горькая и одновременно сладкая нежность пронзила ее сердце. Как он любил заниматься международными делами! Скоро он вновь займет свое место в этом мире и будет счастлив. Ей этого достаточно. Должно быть достаточно.
Двери в личные покои Чезаре распахнулись, и вошел граф Тревани, не оставив Лючии времени на жалость к себе.
– Его высочество сейчас примет вас. – Граф подал ей руку.
– Благодарю вас, граф.
Она прошла с ним через двойные двери в огромную, сияющую золотом и белым мрамором комнату, пол которой покрывал темно-красный ковер. В дальнем конце помещения в богато разукрашенном кресле для приемов сидела темная фигура.
Тревани задержался у дверей, и Лючия направилась к отцу одна. Делая шаг за шагом, она молилась, чтобы ей пришли в голову правильные слова, которые помогли бы ей добиться своей цели.
Чезаре был при всех регалиях, в том числе с пурпурной перевязью на груди и с рубиновой короной Болгери на голове.
Приближаясь к нему, Лючия не отрывала от него глаз. Внешне они были так похожи, что никто, видевший их вместе, не усомнился бы в ее происхождении. Однако, когда она смотрела на человека, имевшего такое поразительное сходство с ней, в ее сердце не пробуждались ни родственные чувства, ни уважение к его королевскому рангу. Не было восхищения и его темной, все еще красивой внешностью. Она вообще ничего не чувствовала, кроме некоторой жалости и презрения. Новым чувством была жалость, но не презрение.
Она не могла позволить себе проявить ни одно из этих чувств. Лючия понимала, что она должна быть крайне почтительной, обаятельной и очень убедительной. Чего бы это ни стоило. Что бы из этого ни вышло.
Она остановилась перед ним и присела в глубоком реверансе.
– Ваше высочество.
– Леди Мур.
Он протянул руку, и она поцеловала рубин на его кольце.
– Зачем вы пожелали увидеть меня, мадам? – спросил он, словно разговаривая с незнакомым человеком.
«Смирение, Лючия. Почтение и смирение».
– В эту минуту, ваше высочество, я прошу вас не смотреть на меня как на вашу изгнанную подданную, находящуюся в ссылке и немилости, – тихо сказала она, – хотя это так и есть. В эту минуту я прошу вас видеть во мне только вашу дочь. Вашу плоть и кровь.
Губы Чезаре сжались в тонкую суровую линию. Лючия набрала в грудь воздуха и сказала то, чего никогда в жизни не собиралась говорить.
– Папа, – сказала она и опустилась перед ним на колени. – Я пришла просить у вас милости.
– Итак, что там на мировой арене?
Лорд Стэнтон поднял глаза от кипы бумаг на его столе.
– Йен, – с улыбкой сказал он и встал. – Я слышал, что вашей жене назначена аудиенция у ее отца, и подумал, что вы, может быть, зайдете ко мне. – Он жестом пригласил Йена войти. – Проходите, друг мой. Не стойте в дверях, как посторонний. Садитесь.
Йен сел на предложенный стул. Взглянув на лежащие на столе документы, он почувствовал приступ тоски по прошлому и легкую зависть к человеку, сидевшему за этим столом. Он подавил это чувство. Это уже была не его жизнь. Он должен смириться с этим.
– Я вижу, вы, как всегда, заняты?
– Конечно. Позвольте рассказать вам, что происходит в Анатолии. Я знаю, вам это будет интересно.
Йен слушал, и его нисколько не удивляло, что сэр Джерваз по-прежнему портил все дело в этой области. Ситуация все ухудшалась. Турки и греки собирали войска, и каждая сторона требовала у Британии помощи. Стэнтон совсем потерял голову.
– Это грозит кризисом, – сказал граф. – Как дипломат сэр Джерваз безнадежен, и будь моя воля, его бы никогда туда не послали, но он женат на троюродной сестре премьер-министра, а вы знаете, как это делается.
Йен знал, и даже, несмотря на то, что удовлетворение, которое он почувствовал, услышав о некомпетентности сэра Джерваза и плачевных результатах его деятельности, вероятно, не заслуживало одобрения, какая-то часть души Йена испытывала удовольствие. И, честно говоря, значительная часть.
– Разве не поразительно, – сказал Стэнтон, – как иногда все расставляется по своим местам.
Этот неожиданный переход к философии удивил Йена, а Стэнтон продолжал:
– Например, как удачно, что вы приехали в Лондон именно сейчас, потому что я хотел с вами поговорить. Я бы навестил вас, если бы вы сегодня не приехали сюда.
– В самом деле? – Йен откинулся на спинку стула. – Что же у вас на уме?
– Пиль станет новым премьер-министром.
– Это вполне вероятно. И что же?
– Он начнет формировать правительство, подбирать новых людей. – Он посмотрел в глаза Йену. – Принимая во внимание хаос, созданный сэром Джервазом, Пилю потребуется человек, действительно способный настолько утихомирить турок и греков, чтобы стали возможными переговоры. Не хотите ли порекомендовать кого-нибудь для этого дела?
Радость вспыхнула в его душе, но Йен тотчас же затушил ее, предостерегая себя от поспешных выводов.